— Осторожней на эту тему, Федор Иванович, я ведь подобных шуток могу и не понять.
— Простите великодушно, — тут же сдал назад Игнатьев. — Не имел в уме ничего плохого. А чай у вас хорош.
— Так для себя же покупаю. И баранки берите, свежие. Еще недавно теплыми были. Вы, как будто стесняетесь? Напрасно, себе же делаете хуже.
Я, как радушный хозяин, потчевал, а гость, в свою очередь, отдавал должное угощению. Через некоторое время чай был отставлен в сторону, и мы перешли к делам. В то, что Игнатьев приехал без причины, я не поверил сразу. Этот человек просто так вообще ничего не делает, даже если он сам думает иначе. Я оказался прав: он достал из кармана сюртука длинный узкий конверт. У меня от этого действия аж глаз дернулся. Это не укрылось от Игнатьева.
— Что с вами, Владимир Антонович, — обеспокоенно проговорил он, наклонившись ко мне.
Я только рукой махнул:
— Видите, на подоконнике? Целая груда подобных конвертов. И все за сегодняшний день. Какие-то незнакомые мне люди приглашают на званые обеды, на семейные ужины. Мало того, что всю работу сегодня сорвали, так еще и озадачили преизрядно: я просто не знаю, что с этим всем делать. С балом и баронессой было понятно: статусная вечеринка, не пойти нельзя без ущерба для репутации. А тут не пойми кто, не пойми что…
— Можно поглядеть эти приглашения? — поинтересовался журналист, убирая свой конверт на край стола.
— Да пожалуйста.
Я сгреб с подоконника ворох бумаг и передал их Игнатьеву.
— Та-ак… — забормотал тот. — Крашенинниковы — богатый купеческий род; Кулагины — так, середнячки; Лаврентьевы — вообще наглые выскочки; Угорины имеют некоторые интересные связи, но в целом ничего особенного. Травины…
— Что Травины? — насторожился я, услышав девичью фамилию матери.
— Дворянский род, практически вымерший. Насколько мне известно, сейчас род возглавляет бастард, признанный стариком Травиным чуть ли не на смертном одре. Но денег у них нет, состояние было промотано, имения заложены и перезаложены. Только и осталось, что немного земли, титул и гонор, не меньший, чем у польских панов.
— Тогда тем более не интересно.
— Ну почему же? Могут предложить неплохую партию с условием введения вас в род. Вы получаете титул, возможности, знатную супругу…
— И долги, накопленные последними тремя поколениями, — продолжил я. — Плавали, знаем.
— Где плавали? — не понял журналист.
— А-а, не берите в голову. Это так, присловье и не более того.
— Как скажете. В общем, изо всех этих приглашений реальный интерес могут представлять разве что Крашенинниковы. А остальные — мелочь. Кроме Травиных, конечно. Но ваше предположение о долгах, скорее всего, верно.
— Хорошо. А что им всем, кроме Травиных, от меня надо?