Гуля сидела рядом со своими новыми подругами, медсёстрами Людой и Асей, у окна санитарного вагона и думала. Думала о том, что Ёжик скоро научится ходить, а она даже не увидит, как он в первый раз затопает по полу.
Думала Гуля и о своём недавнем, недолгом и уже невозвратимом счастье.
Ей неожиданно вспоминались самые простые, но почему-то теперь особенно дорогие мелочи.
Вот они с Сергеем возвращаются из театра, с «Пиковой дамы», и оба по очереди поют на улице мужские и женские арии.
И кто-то сказал им вслед:
— Счастливые! Хотел бы я быть на их месте!
А как-то раз Гуля разбила мамину любимую лампу, и Сергей трогательно, по-мальчишески, взял всю вину на себя. Мама и до сих пор, кажется, думает, что лампу погубил бедный, ни в чём не повинный Серёжа.
Но почему-то больше всего трогали и мучили её воспоминания об их поездке в Москву — к отцу. Это было уже незадолго до войны. Гуля всегда любила дорогу. Но никогда ей не было в поезде так уютно, беспечно, легко. Кажется, никогда на станциях не продавали столько цветов, никогда соседи по вагону не были так приветливы. Никогда не было таких вечеров, как в поезде Киев — Москва.
Тогда её тревожило только одно: понравится ли Сергей отцу и отец — Сергею. Ей так хотелось, чтобы понравились…
В те времена все её желания исполнялись. И это тоже исполнилось.
Они втроём, по-товарищески, дружно и неутомимо странствовали по Москве, по её музеям, театрам и стадионам, и Гуля любовалась своими милыми спутниками, такими заботливыми и весёлыми, но больше всего она гордилась Москвой, которую она показывала Серёже, как свой родной дом…
— О чём ты? — спросила её похожая на школьницу тихая темноглазая девушка из Белоруссии, Ася.
Гуля не сразу ответила, занятая своими мыслями, и Ася робко потянула её за рукав.
Гуля встряхнула волосами, словно хотела отогнать от себя грустные мысли.
— Ничего, — улыбнулась она. — Всякое приходит в голову, когда стучат колёса… Давай-ка, Асенька, споём что-нибудь!
Гуля знала: если она захандрит, так Ася и Люда загрустят вдвое. Нельзя выбивать перед самым фронтом оружие из рук товарищей.
— Ну, Ася, Люда! Начинаем.
И в вагоне, под перестук колёс, раздалась знакомая с детства песня:
В купе вагона вошёл политрук Оленик, а за ним молодой боец из Башкирии Кадыр Хабибулин.
Девушки встали, приветствуя их по-военному. Оленик улыбнулся, сел. Рядом сел и Кадыр.