— Жалко — у пчелки в попке. Жалко ему!
Еще немного позубатились и поехали домой.
Дорогой Сергея доконал механик (они в одной машине ехали).
— Она тебе на что деньги-то давала? — спросил механик. Без ехидства спросил, сочувствуя. — На что-нибудь другое?
Сергей уважал механика, поэтому ругаться не стал.
— Ни на что. Хватит об этом.
Приехали в село к вечеру.
Сергей ни с кем не подосвиданькался… Не пошел со всеми вместе — отделился, пошел один. Домой.
Клавдя и девочки вечеряли.
— Чего это долго-то? — спросила Клавдя. — Я уж думала, с ночевкой там будете.
— Пока получили да пока на автобазу перевезли… Да пока там их разделили по районам…
— Пап, ничего не купил? — спросила дочь, старшая, Груша.
— Чего? — По дороге домой Сергей решил так: если Клавка начнет косоротиться, скажет — дорого, лучше бы вместо этих сапожек… «Пойду и брошу их в колодец».
— Купил.
Трое повернулись к нему от стола. Смотрели. Так это «купил» было сказано, что стало ясно — не платок за четыре рубля купил муж, отец, не мясорубку. Повернулись к нему… Ждали.
— Вон, в чемодане. — Сергей присел на стул, полез за папиросами. Он так волновался, что заметил: пальцы трясутся.
Клавдя извлекла из чемодана коробку, из коробки вытянула сапожки… При электрическом свете они были еще красивей. Они прямо смеялись в коробке. Дочери повскакивали из-за стола… Заахали, заохали.
— Тошно мнеченьки! Батюшки мои!.. Да кому это?
— Тебе, кому.
— Тошно мнеченьки!.. — Клавдя села на кровать, кровать заскрипела… Городской сапожок смело полез на крепкую, крестьянскую ногу. И застрял. Сергей почувствовал боль. Не лезли… Голенище не лезло.