— Так все таки, почему ты не боялся меня?
Мне искренне нравился этот человек. Очередное удивление, но пока в тюрьме трое из пятерых людей, с кем я разговаривал, произвели на меня самое положительное впечатление. По опыту встреч на воле это прям сильно выше среднестатистических показателей. Я откровенно рассказал Диогену о своих выкладках насчет коленей и его опыта драк.
— А ведь ты прав, Максим. Один удар в колено твоими коцами и я бы тут выл белугой. И по лицу, тут пожалуй ты тоже прав. Я ведь действительно ни разу по сути и не дрался. Я же спортом с четырнадцати лет занимаюсь, вот с тех пор я такой большой и стал, с тех пор ко мне никто и не подходит. С Художником обсужу, может и правда пару рассечений поставить, шрам какой или нос сломать, — не понятно, шутил он или говорил всерьез.
— А почему Диоген? — Спросил я отхлебывая ароматный чай со вкусом дегтя.
— У нас с Зеноном, он кстати мой родной брат, только на два года младше, у нас отец был проректором университета. А мать профессор философии. Поэтому будешь смеяться, но это наши настоящие имена, не погоняла тюремные. Из-за этих имен мы и в спорт пошли, хватало мозгов на то, чтобы понять, что с такими именами без мышечной массы нам тяжко в жизни придется. Потому с братом и вместе всегда держались. Потому, когда при нас на вписке, толпа пьяных второкурсников девку испоганить хотела, мы вдвоем их и пораскидали. Только не совсем удачно. Потом оказалось, что и девка была не особо против, и пацаны не все выжили. Папиных связей только на то, чтобы нас в одну зону поместили, и не в сибири, а тут, на юге, вот на это папиных связей как раз и хватило. Так что мы тут уже два года, и еще столько же осталось.
Диоген задумчиво покрутил свою кружку.
— А вообще это все лирика. Максим, мне действительно нужно оставить тебе на теле синяки, поэтому давай решать, как мы это сделаем. Если тебе так будет легче, можешь воспринять это как одолжение. Разумеется, Художник ни перед кем ответ держать не намерен, но если ты выйдешь отсюда со следами пресса, это поможет Художнику спросить с твоих друзей за выполненную работу. Поэтому смотри, можем поспарринговаться, а можешь просто постоять пять минут.
— Ну, макиварой мне еще никогда не предлагали быть. И правильно делали. Если честно, мне очень сыкотно с тобой бодаться, но от этого и интересно, когда еще в тюремной камере подерусь?
— Вот и здорово, значит Художник в тебе не ошибся. Будешь потом девкам рассказывать, как в главной хате зоны в гостях у положенца махался!
Это было больно. Очень интересно. Очень увлекательно. Очень полезно для развития. Но и очень, очень больно. Через двадцать минут я был мокрый от пота, все же вентиляция в камере не самая лучшая. И я был очень крепко избит. Аккуратно, без лишней жестокости. Но избит. Особенно досталось рукам и ногам. Вы когда-нибудь пробовали ставить блоки против локомотива? И не стоит пытаться. Как я и предполагал, Диоген не обладал ни сверх скоростью, ни какой-то несказанной ловкостью. Но разведя руки в стороны он перекрывал всю комнату. И пройти мимо него уже было невозможно. А еще огромные мышцы были столь тверды, что при ударах по его корпусу я совершенно серьезно беспокоился не о том, что отобью ему какой-то внутренний орган, а о целости своей руки. Рука человека состоит из двадцати семи костей. Восемь в запястье, пять в ладони. Пальцы состоят из четырнадцати костей потому что в большом пальце их всего две, а в остальных по три. Маленькие, тонкие и очень крепкие, но все же бить ими по стене не стоит. А именно такое ощущение у меня возникало, когда я бил Диогена. Очень интересный и очень болезненный опыт.
А потом мы сидели и с улыбками на лице пили чай и обсуждали, кто и как сумел пробить удар. Диоген оказался очень внимательным человеком. Я всегда считал это моей отличительной особенностью. Я мог повторить самые яркие моменты, как я подныривал под прямой или отклонялся от хука. Диоген же мог повторить все пятнадцать минут нашего спарринга посекундно.
— В принципе ты все делал правильно, в драке с таким бугаем как я нужно либо дистанцию держать, либо в клинч входить. Но и прижиматься ко мне бездумно нельзя, я могу твою грудную клетку как проволочный каркас в комок сжать. — Диоген с профессиональным спокойствием тренера международного класса объяснял мне прошедшую драку. — Ты знаешь где проходят точки боли? Вот имея к ним доступ ты и должен в клинч входить. Кадык, глаза, основание уха, трахея. Если ты мне глаза выдавливаешь, пока я тебе ребра сминаю — тут пятьдесят на пятьдесят, кто первый не выдержит. Это твой шанс в драке с таким как я.
Постепенно с поведения в драке мы перешли на философию поведения. Примерно в середине разговора в камеру вернулся и тут же присоединился к разговору Зенон. А еще через некоторое время дверь в камеру открылась и вошел какой-то сержант в синей униформе:
— Гости, руки за спину и на выход. — Скомандовал охранник.
Шесть минут, множество коридоров, дверей и два лестничных пролета спустя, я зашел в кабинет. Алексей Борисович, начальник тюрьмы, сидел за небольшим письменным столом, заваленным бумагами, и что-то печатал на ноутбуке, сжав кулаки и выставив вперед только два указательных пальца.
— По пекарне ты ко мне человека когда пришлешь? — Не отрываясь от экрана ноутбука сказал полковник.
— Полковник, ты даже не спросишь, как у меня день прошел и как я ночь провел?
Алексей Борисович оторвал таки глаза от экрана.
— Странный ты Максим человек. Интересно, куда меня знакомство с тобой приведет? — Тихо и задумчиво, как бы разговаривая с самим собой, произнес он. — То, что это знакомство сильно повлияет на мою жизнь, это к гадалке не ходи. А вот в какую сторону, это я пока не знаю. Но спор ты выиграл, телефон получишь.
— Не переживай. Я конечно не разбираюсь в ваших понятиях, но то, что ты серьезный и настоящий я вижу. Я вроде тоже адекватный человек. Такие всегда только к лучшему знакомятся. Так а почему ты уверен, что я спор выиграл? У меня же живого места на теле нет, скоро все сплошным синяком станет. И почему ты меня странным назвал?