Круглый стол на пятерых

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты понимаешь, — продолжал Великанов, — она мне предлагает мировую.

— Забавно, — оценил Карпухин. — После антракта — продолжение вечной любви?

— А я не могу, хоть режь.

— Резать не буду, — пообещал Виталий.

Они вошли в смотровую нейрохирургического отделения. Круглолицый врач кивнул им на стулья.

— Загадка, ребята, — признался он, — Больная лежала несколько дней в терапии с гастритом. У нее частая рвота. Но гастрит не подтвердился. Мы у нее заподозрили опухоль головного мозга и перевели к себе. Но что-то непохоже на опухоль.

— Не подождать ли Цыганкова? — спросил Карпухин, но Великанов махнул рукой и попросил, чтобы привели больную.

Круглолицый поднялся и, пока друзья листали историю болезни, привел молоденькую девушку в застиранном больничном халате. Она села на кушетку, испуганно запахнувшись до самого подбородка.

За окном покачивались тополя. Виталий неотрывно смотрел на них. Блестящие клейкие листья. Но весна уже, кажется, всё раздарила. Будем ждать духоты и пыли. Будем равнодушны к прилетевшим птицам. И вдруг однажды в газетах напишут о начале жатвы…

Великанов расспрашивал больную. Нейрохирург что-то писал. Кто-то настойчиво звал няню — доносилось из коридора.

— Раздевайтесь, — предложил Николай.

Больная не шевельнулась, растерянно смотрела на него.

— Быстро! — приказал он. — С головы до пят.

Карпухин не отрывался от окна.

А потом наступит осень. Мы разъедемся по своим больницам. У меня начнется биография хирурга, запоздалая, случайная моя биография. И, не отдав никому своего сердца, Карпухин отдаст его медицине. И Галя Степанова, стоя у ночного окна, почувствует на лице своем прохладные слезы…

— Пойдем, — сказал Великанов.

— Ребята, ну как? — спросил круглолицый.

— Ей нужен гинеколог, а не хирург. Так ведь? — обратился Николай к женщине.

Та едва заметно кивнула.

Они вышли в коридор.