— Рита, а тебя?
— Я Виталий Карпухин, врач-невропатолог, — представился дядя в очках. — Ты любишь стихи?
— Люблю, — с женским кокетством призналась Рита.
— А ты знаешь стихи Барто «Наша Таня громко плачет»?
— Знаю.
— Хочешь, я прочту тебе две вариации на эту тему? — напирал Карпухин.
— Вариации? — немного испугалась девочка и кивнула головой.
Виталий откашлялся и снял колпак.
— Стихи написаны гекзаметром. Вариация первая…
В палате стало тихо. Над окнами скороговоркой изъяснялись воробьи — привычный аккомпанемент летней тишины.
Он сделал паузу и, пряча смех, продолжал:
— Ну как? — спросил он.
— И нескладно, — не задумываясь раскритиковала Рита. — Смешной ты, дяденька. И кудри дыбором у тебя, как у козы!
Он вышел из палаты. Это просто здорово — носик в веснушках, воробьи над окнами, в коридоре бутуз на стуле качает ногой.
Глушко поливал цветы в кабинете. Семен Семенович, жмурясь одним глазом от папиросного дыма, что-то писал.
— Золотареву звонил следователь из района, — шепнул другу Карпухин.
— Вот черт!
— Что будем делать? — соображал Виталий.
— Подожди, пойдем-ка, расскажешь все, порассуждаем.
Когда Друзья проходили мимо сестринского стола, Карпухин заметил Валю. Она стояла к ним спиной, но он все равно опустил глаза.