— По душевные грибы, по сердечные ягоды ходил, — отшутился Великанов.
— Остановись, женатик! Как тебе не стыдно, женатик?
«Не надо товарищеского суда, — думал Великанов, направляясь к операционной. — Отпустите мне ночь тихую и бездумную. Возьмите себе утро. Судьба свела нас в областной больнице на целых четыре месяца. Отпустите мне эту ночь!»
Стаж три года. Три года в участковой больнице. Очень много работы и очень малая хирургия. Надо наверстать эти три года за четыре месяца стажировки. Ты новичок. Шуршат в голове добрые толстые учебники. От тазиков резко пахнет нашатырем. Мутнеет горячая вода, и скрипят чистые руки.
Саше Глушко повезло. Он сразу попал в районную больницу и за год научился делать большие операции.
У операционной сестры усталые глаза. Когда-то с мастерством к человеку приходит усталость. Берегись, хирург! За хорошей книгой, за вкусным чаем, за навязчивой мыслью о предстоящем отпуске тебя подстерегает усталость. Неужели он когда-нибудь устанет?
Стерильный халат почти шоколадного цвета. Это от температуры. Санитарка привстает на цыпочки, надо наклонить назад голову, чтобы ей легче было завязать маску.
Карпухин и Глушко внесли больного.
— Открытый перелом бедра, — сказал Глушко. — Петр Степанович просил приготовить металлический стержень.
У пострадавшего бледное лицо. Он едва слышно стонет, когда его перекладывают на стол. На бинтах расплывается кровавое пятно — красное в центре и желтое по краям.
— Коля, — шепчет Виталька Карпухин, — Золотарев смылся домой. Я поеду на пожар.
— Сейчас придет Цыганков, — сказал Глушко, и они ушли с Карпухиным.
У больного очень бледное лицо. Взгляд безучастный, испарина на лбу.
— Какое давление? — спросил Николай.
Сестра хлюпала надувной грушей, тыкала кружочком фонендоскопа в локтевой сгиб. Пожала плечами:
— Не определяется…
Вбежал Петр Степанович. На ходу натягивая маску, крикнул:
— Переливать!
Увидел, как молоденькая сестра забегала около больного — то йоду ей, то салфетку, — и кивнул Николаю:
— Давай секцию!