Круглый стол на пятерых

Хлопнули дверцами, поехали. Город пошел на машину домами, телефонными будками, первой утренней пылью и скрежетом проснувшихся трамваев.

Карпухин чувствовал спиной через стекло два горячих личика: мышки-норушки и той, которая не из пединститута.

Так принято говорить — слабость.

Какая же это слабость?

Андрей посмотрел в окно. Было уже совсем светло. С пожаром, как видно, справились — над крышами просто голубело небо. Он вышел в коридор и быстро помыл руки. Надо переходить на квартиру. Пять врачей живут в отвратительной, неотремонтированной комнате. В коридоре кучи песка и глины. Главный врач занят переводом котельни на газ, и ему не до стажеров.

Андрей как-то зашел к нему. Рассказал, как они плохо устроены. Каждый из них приехал на специализацию не по собственному желанию. Их требования законны: даже стола нет сносного!

Главный покачал лысой головой, поглядел на большие часы в углу кабинета.

— А вы староста? — спросил.

— Нет, я просто понахальнее…

У Семена Анатольевича Липкина милая улыбочка и лысина такая яркая, что над ней можно греть руки. Он подробно расспросил Золотарева о его районной больнице, поругал нерасторопных строителей, а в заключение сказал:

— Так вот, коллега, я могу сейчас позвонить в облздравотдел и попроситься в отпуск, а вас буду горячо рекомендовать на свое место. Сядете вы в это самое кресло и будете обихаживать стажеров. Знаете, что я вам обещаю? — Главный загнул один палец на руке: — У вас взлетит на воздух котельня от недосмотра. И во-вторых, — сник другой пухлый палец на руке главного, вы сможете достать только стол.

После этого и появился круглый стол в их комнате.

Около кроватей белые зигзаги от известки, которую таскают на ногах. Чертова жизнь! У себя в районе он добился, чтобы ему выстроили домик из двух комнат.

У него образцовая больница. Дважды он принимал иностранные делегации. Чехи зашли к нему домой и хорошо отозвались о больнице: «Добрже, добрже!»

К сожалению, не все идет гладко. Порой надо сцепить зубы и говорить какому-нибудь остолопу с врачебным дипломом, невыносимыми обиняками объяснять, что он глуп, — вот уж находка для медицины!

Административную работу трудно совмещать с хирургией. Он знает немало примеров, когда хорошие главные врачи так и не смогли стать приличными клиницистами. От медицины все время отвлекают хозяйственные дела: то света нет, то топлива, то продукты надо заготовить или выехать в облздравотдел на совещание. А больные не ждут, они поступают в больницу и днем и ночью, и их надо оперировать, хоть с ног вались.

Андрей устал. Когда ему предложили специализацию по хирургии, он так и решил — надо отдохнуть. Черта ли в этой специализации? Бывший хирург района за два года так натаскал его, что сейчас Андрей только посмеивается над желанием ребят ассистировать на пустяковых операциях. Впрочем, у Зарубина это не назовешь каким-то горением. Он просто дисциплинированный школяр — ужасно при его подлости.

Не любит он таких людей. Ему даже смеяться над ними трудно. Хочется выругать — это короче и доходчивее. Но у Мити есть все задатки начальника: ему чихать на то, что о нем говорят. Сегодня он поймает где-нибудь Андрея за пуговицу и будет долго пилить тупым ножом наставника:

— Видишь ли, я вынужден тебе сказать как староста, что ты не поехал на пожар и, значит, покинул свой боевой пост. Мне кажется, что администрация больницы не преминет сделать отсюда определенные выводы.

Ну что ему ответить? Андрей не обладает неторопливой рассудительностью Великанова и голодным, всепожирающим остроумием Карпухина. Не наделила его природа и кулаками Саши Глушко — они у того иногда сходят за аргументы.