Мертвый кролик, живой кролик

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нину Забелину, Нину Забелину… – забормотала старуха. – Только впустую время тратят. Сгинула – туда ей и дорога! Бесстыжая была женщина, одним местом пробивалась, карьеру делала…

– Ты ведь не помнишь Нину, правда? – с болезненной улыбкой спросила Вера. – Ты даже не понимаешь, о ком идет речь.

– Я все помню! Не смей выставлять меня беспамятной дурой перед посторонними людьми!

Илюшин протиснулся между Бабкиным и стеной.

– Вы не представите меня вашей маме, Вера Андреевна?

Вера удивилась, но кивнула. Пока Илюшин рассыпался в комплиментах возле постели старухи, Бабкин стоял в узком полутемном коридоре и думал: если бы перед Верой завтра возник богатый отец и предложил ей, как Нине, новую жизнь, Шурыгина согласилась бы? Или осталась в своей убогой панельке, жилая площадь – сорок два метра, застекленная лоджия, санузел раздельный… «И кому от этого решения было бы лучше?» – прозвучал у него в голове насмешливый голос Илюшина.

– Пойдемте в кухню, я чай заварила, – глуховато сказала Вера.

Бабкин, задержавшись в прихожей, шепнул Макару:

– Ну что, очаровал лежачую бабку?

– Само собой, – невозмутимо ответил Илюшин. – Заодно убедился, что там реальная старушенция, а не записанный голос.

На кухне Вера поставила перед сыщиками чашки, выставила вазочку с печеньем и села, забыв налить чай. Казалось, она двигается механически, как смертельно уставший человек.

– Вера Андреевна, когда вы с Ниной виделись в последний раз? – спросил Макар.

– Я позвонила ей в субботу, когда пропал Егор. Юрий рассказал мне, что случилось. А мы давно уже с Ниной договорились: если произойдет что-то из ряда вон выходящее, я сразу ей сообщу. И вот я… Позвонила. Сказала. Нина попросила о встрече. Вернее, поставила перед фактом, что приедет ко мне. Господи, не могу отделаться от мысли, что это я… это из-за меня…

Рот у Веры перекосило, и из груди вырвалось странное подвывание. Губы посинели. На щеках вспыхнули багровые пятна, и побелела кайма губ. Бабкин всерьез испугался, что у Шурыгиной эпилептический приступ, но из глаз Веры хлынули слезы, и Сергей понял, что судорог можно не бояться.

Бабкин не знал, что делать с плачущими женщинами. Вера Шурыгина была создана для того, чтобы осушать чужие слезы, а не проливать свои!

Илюшин, подлец, не двинулся с места. Сидел и с отстраненным интересом наблюдал за Верой. Сволочь! Вот кто способен парой слов привести в чувство хоть женщину, хоть ребенка, – так ведь нет, сидит пялится, как в опере!

Злясь на них обоих, Бабкин сгреб со стола ворох бумажных салфеток и сунул Вере.

– Виноваты в чем? – спросил он. Может, проговорится в приступе раскаяния, что убила подругу.

Вера по-прежнему страшновато подвывала, теперь уже без слез. Он испугался, что придется вызывать врача. Замечательно прошел опрос свидетеля!

– Я… ей… завидовала…