Страж зверя

Хотел нескучной жизни? Получи.

Почти триста лет назад, когда война только закончилась, когда мы носились по городам и деревням, по пыльным дорогам, когда спали по три оборота в сутки, когда жажда изменить Малею так яростно и дико кипела в крови, что невозможно было сидеть на месте, когда мы только начали искать выживших неприкаянных, выживших сторонников Геклена… Тогда я точно так же сидел в центре этого долбанного лабиринта, тогда точно так же по крупицам, каплям цедил из себя тьму, тогда я провел первый свой эксперимент. Первый в бесконечном списке, и создал нюхачей — маленьких бархатно-черных бабочек, не живых и не мертвых. Они прекрасно чувствовали неконтролируемую жажду и были такими же любителями крови, как и неприкаянные.

Лист была права в Ненна: кровь неприкаянных пахнет по-другому, вот только разницу эту чувствовали лишь нюхачи.

От них нельзя спрятаться, их нельзя обмануть, с ними невозможно договориться, на них нельзя воздействовать магически.

Вот только была с бабочками одна проблема: они не знали меры и пили до тех пор, пока не взрывались. Как правило неприкаянные кончались раньше, чем бабочки.

Тогда, много-много лет назад, лишних смертей и крови я не хотел. Мне было достаточно. Мне просто требовалось найти выживших с бесконтрольной жаждой и запереть их в Ненна. Не убивать.

Недочет обнаружился спустя полтора сумана после того, как я выпустил нюхачей на волю. К тому моменту они успели уничтожить около полутора тысяч вампиров — один из моих бесчисленных провалов в роли князя.

В общем, бабочек я в тот раз загнал сюда, запер под стазисом и больше не выпускал. Что остановило меня от их уничтожения? Да кто б мне самому сказал.

А капли тьмы уже зависли в воздухе вокруг меня, нетерпеливо подрагивая: стихия ждала действий.

Я выпустил тонкую струйку силы и направил ее сквозь лабиринт. Нить свободно скользила от камеры к камере в поисках моего первого эксперимента.

Не то, не то, не то. Не то.

Куда же я их засунул?

Нить натянулась, тьма заструилась активнее. Нашел.

Почти в предпоследнем кармане, огромный кокон, подвешенный к потолку. Достаточно было лишь пожелать, и кокон рассыпался мелким пеплом, плетение стазиса исчезло, и на мой зов, на черные точки, висящие над головой, устремились бабочки.

Мне казалось, я слышал, как шуршат сотни маленьких крылышек, разрезая воздух. Звук был неприятным, словно кто-то едва слышно царапает стену. Мерзкий звук. Но не более.

Через три вдоха надо мной зависла небольшая тучка. Я потянулся к нюхачам, и черные кляксы тут же облепили левую руку. Они копошились, перебирали лапками, шевелили усиками. Гадость.

Теперь самое неприятное.

Я поднялся на ноги, подошел к сердцам.

Вдох. Сцепить зубы. Вдох.

Я засунул руку в сердце Бирры и с трудом сдержался, чтобы не заорать от мгновенно прострелившей тело боли.