– А-а-а! Помогите! Серё-жа!
Прошибло, как током. Четверо ублюдков тащили его Олю в сторону от остановки, в темноту. Серёга не понял, как оказался рядом и стал буквально крушить. Без мысли, без контроля, как дикий зверь он бил жестоко и беспощадно.
Двое убежали. Двое лежали, и Серёга топтал их ногами по рожам, то одного, то другого.
Оля оттащила его, обняла, сжала.
– Успокойся, Серёженька, хватит. Ну, всё уже!
– Убью! – рычал он и бросался добивать.
Сигнал милицейской машины привёл в чувство. Он схватил Олю за руку и бросился в темноту. Они сели в автобус на соседней остановке.
Ехали не долго. Олин дом оказался бывшей малосемейкой, квартира – двенадцатиметровой комнатой с одним окном, обвисшими обоями, кроватью, столиком и книжными полками на стенах.
– Серёжа, тебе умыться надо. Иди сюда. На, вот, полотенце. Ой, у тебя кровь!
– У них что, нож был? – спросил Серёга, рассматривая порез на запястье. – Жаль, что те двое ушли, твари.
– Им тоже досталось. Свиреп ты. Так и убить человека можно.
– Нужно! Какие они люди? У тебя бинт найдётся?
– Пластырь широкий есть.
– Неси пластырь.
Он вымыл руку, сам стянул и заклеил рану.
– Тебе больно?
– Рана не глубокая. Само пройдёт. Мне же в рейс завтра. Если что, судовой доктор подлатает. А каюта у тебя ничего, – перевёл он тему. – Боцмана только не хватает толкового.
– Да, я довольна. Темновато только. В люстре одна лампочка горит, а остальные не включаются. Электрик смотрел, говорит, с фазой что-то. Сейчас я торшер включу. Он у меня тоже с характером: хочет – горит, не захочет – не включишь.
Оля вставила вилку и стала ею шевелить. Лампочка мигала, но не горела.
– У тебя отвёртка есть?