Отдать якорь. Рассказы и мифы

22
18
20
22
24
26
28
30

И он тут же претворил слова гениального Мичурина в жизнь: выдернул из фиксатора дверь и с богатырским размахом швырнул её в проём. Мы уж, было, подумали, что она вылетит с другой стороны, но дверь на удивление застыла на своём положенном ей месте и закрылась. Туды её в качель!

Самое удивительное, что после этого инцидента дверь дедовой каюты стала работать, как новая. Самопроизвольные открывания под качку прекратились вовсе, замок работал безупречно, без заеданий, и даже петли перестали скрипеть.

– Умеренный стресс, – заключил дед, – иногда полезен и для неодушевлённых предметов.

Когда до нашего подшкипера донеслась весть о «починенной» двери, он с уверенностью доложил в надежде на обещанные дедом двести грамм.

– Это результат моего последнего ремонта. Я собачку там в нужном месте подпилил, вот она и встала на своё место.

– Хоть ты и мастер, – замечал дед, – но тут ты глубоко заблуждаешься. Просто собачка сидела в своей конуре и не могла до конца из неё вылезти. А кто ей мешал? Кошечка! Вот, собачка съела кошечку и теперь ей ничего не мешает. Понял?!

– Мудрёно, – отвечал на это подшкипер и, взяв в руку глубокий деревянный ящик, из которого торчали рукоятки молотков, напильников, ножовок и испачканных красками кистей шёл ремонтировать что-то ещё.

P.S. Ну и что?! – наверняка воскликнет придирчивый читатель. Где сюжет, интрига, где нить повествования и его сокровенный смысл? Ничего этого здесь нет!

И автор согласится с ним. Но не так ли порой, как эта своенравная дверь, выглядит иногда человек со своим непредсказуемым поведением, со своими шатаниями, не вписывающимися ни в один физический закон, с опасным балансированием на грани жизни и смерти? И не так ли порой мы становимся вдруг благоразумными и протрезвлёнными, когда нас чьей-то сильной и властной рукой вдруг поставят на своё штатное место и мы, наконец-то, начинаем понимать, что оно наше. Главное – вписаться в раму.

Форс-мажорные обстоятельства

Чтобы живо чувствовать всю дерзость человеческого духа, надобно быть в открытом море, где одна тонкая дощечка отделяет нас от блаженной смерти.

Н. М. Карамзин «Остров Борнгольм»

Наш пароход с языческим именем «Тор» шёл в балласте из Александрии в небольшой греческий порт Кавала. Это было в начале 90-х, когда финансовая неразбериха, благодаря распаду империи под названием СССР, дошла до своего апогея. Пароход, взятый хозяином в кредит под бешеные 70 % и несший на себе дешёвый флаг Антигуа и Барбуды, со стороны производил неплохое впечатление, но техническое состояние имел плачевное. Старые опытные механики из Рижского пароходства оставили «Тор» уже после первого короткого перехода в Петербург, и хозяину пришлось взять первых попавшихся под руку специалистов. Уходящий с борта стармех пожал мне тогда руку и сказал веским голосом командира:

– Держитесь, Сергей Павлович! Достанется вам по первое число. Сами видите, всё сыплется на глазах. В советское время эту посудину списали бы или поставили на капремонт. Раз уж Вы остаётесь, то скажу честно, уповать тут можно только на Господа Бога. А поскольку я неверующий большевик, то от греха подальше поеду-ка я под бочок к жене. Так оно надёжнее будет. Чего там трепыхаться на старости лет. Все деньги, причитающиеся мне, я уже заработал. А лишних мне не надо. В данном случае поговорка «Овчинка выделки не стоит» оченно к месту.

Его предостережение легко отскочило от моего сознания, однако, рейс, действительно, оказался богатым на всякие каверзы и подвохи. В Александрии мы с трудом избавились от груза петербуржского листового металла. По всем признакам груз был неликвидный, вытянутый из тьмы тогдашнего российского хаоса. Грузовой коносамент не соответствовал всем прописанным нормам. Покупатели сменяли друг друга, кривили лица, долго раздумывали, но, наконец-то, избавили нас от лежащих на самом дне трюма разносортных листов прокатной стали. Поэтому в Грецию мы шли пустыми, для минимальной осадки заполнив забортной водой все балластные танки.

Переходы в балласте хороши на спокойной воде. Но на волне гребной винт начинает оголяться, из-за чего постоянно возникает резонансная вибрация всего корпуса. Винт на скате волны выходит из воды, нагрузка на главный двигатель падает, он резко набирает обороты, и тут же специальный топливный регулятор гасит их. Это, примерно, то же самое, если ехать на автомобиле то выжимая газ до упора, то отпуская его. Пустое судно при этом содрогается всеми фибрами своего железа, передавая волнение и нашим душам.

Невидимую границу Эгейского моря мы пересекли не шелохнувшись – так благоволила к нам морская стихия. Ближе к ночи оставили по правому борту большой и протяжённый остров Лесбос, из-за которого показался невероятных размеров бордовооранжевый диск Луны. Он мрачно завис над островом, и я впервые осознал, что наш естественный спутник объёмный – очень уж явно проглядывалась его выпуклость. Он была похож на гневливый глаз солнечной системы, заметивший вдруг наше беспечное передвижение по глянцевой поверхности древнего мифического моря. Жуть пробирала от этого взгляда, и мурашки бежали по спине. Никогда я не видел такой громадной, будто налитой гнойной кровью, Луны.

С нехорошими предчувствиями я спустился в утробу нашего парохода. В кают-компании светился экран телевизора. В реальном времени показывали новости из Греции. Север страны захватил неистовый ураган, в лохмотья треплющий прибрежные пальмы, опрокидывающий торговые киоски, сыплющий плотные снежные заряды на землю прославленных аргонавтов. Было понятно и без прогноза, что грядёт нечто экстраординарное, и оно может затронуть нас. Наш старпом Валерий предложил капитану зайти в подветренную часть Лесбоса, пока позволяла обстановка. На море возникло некоторое напряжённое затишье. Капитан долго думал, потом долго мычал и, наконец, произнёс:

– Авось пронесёт…

Ту же самую фразу он произнёс и в Петербурге, когда отправитель, – новоявленный владелец судна, – требовал ускорить погрузку, чтобы успеть попасть в караван на выход из морского канала. Листы прокатного металла уже покоились на дне трюма. Оставалось только заклинить их, иначе при бортовой качке они разнесут корпус, сместят центр тяжести и, вообще, перевернут пароход. Стараясь угодить торопливому хозяину, капитан ещё раз взглянул на груз, задумался, помычал и, махнув рукой, изрек:

– А может – так? Авось пронесёт…