– А теперь давай закусим, – и он указал на пододвинутую хозяином тарелку с тонко нарезанными кусочками баранины и зелёными оливками.
Баранина тут же поджаривалась на крутящемся вертикальном вертеле. Кинув друг за другом две оливки в широко разинутый рот, Нико поднял вверх указательный палец и менторским тоном учителя произнёс:
– Знаешь ли ты, любезный друг, что выпитая нами водка Узо идёт под двенадцатым номером?
– Под двенадцатым?
– Да! Эта история уходит в давние времена. Ещё до прихода турок один греческий монарх дегустировал продукцию местных винокуров. Налегал он в основном на анисовую водку. Дойдя до очередной двенадцатой бочки и опробовав её содержимое, он, перед тем как свалиться с катушек, произнёс единственное слово: «Узо!» Что очень близко к русскому «ужо». Хозяин винокурни принял это за наивысшую похвалу и с тех пор водка, получившая название «Узо», стала готовиться по рецепту двенадцатой бочки. Рецепт, конечно, держится в секрете, а сама водка не подлежит экспорту, так как тот монарх, протрезвев, сказал примерно следующее: «Из одной бочки всех не напоишь, подавать только к моему столу». С тех пор она за Грецией и закрепилась. Но я могу слегка приоткрыть завесу тайны изготовления Узо. Спирты для неё делаются исключительно на кожуре и косточках винограда. Кстати, это самое ценное, что есть в этой ягоде.
– Интересная история, – подтвердил я, – и главное, очень похоже на правду.
– А может, и правда, – добавил Нико. – Кто его знает? В народе зря говорить не будут.
Мы попрощались с Дионисиусом и пошли по узким улочкам старого города. С городской стены открывалась обширная панорама с выходом на Термический залив. Солнце уже зашло за горизонт, и город своими многочисленными огнями буравил густеющую ночную темень. Поднявшись немного вверх, мы подошли к таверне, часть которой пряталась под соломенной крышей, а часть выходила на улицу.
– Привет, Афанасиус, карамэрэ! – поздоровался Нико, обращаясь к старому, заросшему седой щетиной греку.
Грек был сухощав, выдублен солнцем, слегка согбен и очень нетороплив в движениях. Он находился в таком неопределённо старом возрасте, когда стирается грань времён и двадцать лет назад или двадцать лет вперёд не привносят в жизнь существенных изменений. Время как бы застывает на таких натурах. Взгляд его чёрных, ещё не потухших глаз был слегка ироничен и по-философски проницателен. Этот взгляд говорил о большом житейском опыте и нелёгкой жизни. Афанасиус слегка улыбнулся в нашу сторону, сделал приветственное движение рукой. Он перекинулся с Нико несколькими скупыми фразами и удалился в глубины псистарьи. Мы сели на плетёные стулья у свободного столика на уличной части.
– Афанасиус – старый рыбак, – сразу же стал вносить свои комментарии Нико. Таверну он содержит лет десять, не меньше. А свежую рыбу к столу поставляет его сын. Продолжение династии и традиций, как любили говорить у нас в Союзе. Потомственный рыбак. Конечно, лучше быть потомственным пэром английского парламента…
– Не думаю, – возразил я. – Ещё неизвестно, кто более счастлив в этой жизни: греческий рыбак или аглицкий пэр.
Пожилая женщина с доброй печалью на лице поднесла нам полный кувшин белого вина, белый хлеб и тарелку с зелёными оливками.
– Это жена Афанасиуса, – пояснил Нико, – Деспоина, что по-гречески, кстати, означает хозяйка. Деспот, а не женщина. Благодаря её железному характеру, сам хозяин как бы законсервировался. Все говорят, что последние двадцать-двадцать пять лет он совершенно не изменился. В переводе его имя – Бессмертный…
– С ума можно сойти, – восхитился я комментариям Нико, отхлебнув добрый глоток Рецины с приятным привкусом сосновой смолы, – прямо-таки мифы Древней Греции ты мне рассказываешь.
– Но не сказки же из «Тысячи и одной ночи» тебе рассказывать. Я понимаю, что в такой вечер, может быть, лучше гулять по набережным города с красивой молодой гречанкой, когда гормоны давят на уши, а эндорфины пузырятся в крови (или где им там положено быть?), как пузыри шампанского. Но всему своё время и место.
– С ума сойти! – восхитился я. – Ты же цитируешь Экклезиаста.
– Это про шампанское? – удивился Нико
– Нет, про время и место. Жаль у меня нет с собой записной книжки, – я бы всё слово в слово записал. Честное слово! Клянусь…
– Не клянись вовсе ни небом, ни землёю, ни головою твоею не клянись…