На отшибе всегда полумрак

Вот так у нас появился сын. Я хотел растить его, как сына, но каждый раз, когда смотрел на этот комок, видел только ошибку, которую допустил.

Время шло, а ненависть росла. Галочка напротив «М» не помогла мне принять этого ребенка. Да и первую дочку я тоже не любил. Я просто хотел, чтобы все было, как прежде, когда их не было, когда мы с Люси могли путешествовать, когда нас ничто не связывало по рукам и ногам, когда мы любили друг друга.

Я умолял ее отдать их, отнести в город и оставить хоть у входа в больницу. Но она отвечала, что сойдет и так, как-нибудь вырастим. При этом не делала ничего для этого. И я не делал. Я просыпался по утрам в этом сарае и мечтал, что, может, сегодня не увижу их и не услышу. И с каждым днем я все больше убеждался, что они не мои. Ну невозможно же так не любить родных детей.

Глава 45

На отшибе

Никто так и не смог найти следов моего прошлого существования. Ну а как бы они нашли, если Иллая Стоун до этого не существовала, а Александра Роттера подали в розыск только через год, да и то, как мальчика?

Меня растили мальчиком. Да, именно так.

Ты, наверное, спросил бы, как я не понимала, что что-то не так, что-то неправильно?

Я понимала, только не могла сложить все детали воедино.

Мне на барахолке выбирали только мальчишескую одежду, брили наголо и всегда обращались, как к мальчику, особенно в присутствии отца. А потом по привычке обращались так и когда его не было рядом. В школе я тоже числилась как мальчик, против свидетельства о рождении не пойдешь. Стоит крестик — значит мальчик. Вот я и росла мальчиком, считала себя мальчиком и думала, что так и есть. Так меня вырастили, и такой я была.

Очень сложно для ребенка, который живет в закрытом мирке, в глуши, не общается со сверстниками, понять, что его обманывали с самого рождения. Хотя понять не так сложно, а вот принять, это другое дело. Или смириться, а если не смириться, то что делать?

Может, я и хотела бы быть собой, Александрой или Иллаей, но мне не позволили. Мне просто не дали такого права. Не всем везет родиться в нужной семье и в нужное время. Мне просто не повезло.

Со временем я приспособилась быть для людей тем, кого видят они, а внутри быть тем, кем меня сделали при рождении.

С самого детства, лет с девяти, ну мне так кажется, я задавалась вопросом, почему я другая, почему не такая, как они. Вроде похожа, но все наоборот. Но никто не давал мне ответа. Поначалу сестра отмалчивалась, ну а что она должна была сказать? У отца я ни разу не спрашивала, лишний синяк мне был не нужен.

Как-то я помогала матери в огороде, не помню, то ли мне было десять, а может, и одиннадцать, — память странная вещь, что-то помнится в мелких деталях, ярких цветах и красках, а что-то — крупными мазками, диалогами, просто картинками.

Ну так вот, солнце еще не накалило землю, и она окучивала грядки с овощами, а я таскала воду и рвала сорную траву. После очередного принесенного ведра я встала напротив нее и спросила:

— Мама, почему я не похож на папу?

— Что? Слава богу, что не похож, радуйся, — ответила она.

— Но мальчики ведь другие, а я — как ты и сестра, — не унималась я.

— И что в этом плохого? — ответила она вопросом на вопрос, в принципе, как и всегда.