Тринадцать

По утрам я, пошатываясь, брела в ванную. Перед тем как принять душ, я сидела на краю ванны, подперев голову руками.

Я начала урывать сон во время обеда. Я нашла тихое местечко в библиотеке между двумя книжными полками и использовала рюкзак как подушку.

К овсянке подмешивалось всё больше и больше всякой всячины. Палочка от леденца. Огрызок яблока. Использованный, скомканный пластырь.

Ещё через две недели на овсянке образовалась корочка, а потом появились кусочки плесени. Сначала это были небольшие пятна, но с каждой ночью они становились всё больше.

Ответьте-ка мне:

Вы знаете, каково это, когда вас преследуют? Да ещё микроволновка?

Держу пари, что нет.

Я, наверное, единственный человек за всю долгую мировую историю, который понимает, каково это, когда тебя каждую ночь – столько ночей подряд – зовёт из постели жужжащая микроволновка и когда у тебя перед носом появляется миска овсянки – одна и та же миска овсянки – снова и снова, пока она постепенно становится всё более грязной, отвратной и плесневелой.

Спустя месяц глаза болели от усталости. По ним паутиной расползались красные вéнки. Я стала засыпать в самых необычных местах – в ресторане, в кресле стоматолога, в автобусе.

– Что с тобой, Елена? – спросила мама однажды вечером за обеденным столом. – Ты выглядишь такой уставшей. Не понимаю, отчего это.

– Я просто плохо сплю, – ответила я ей. – Вот и всё.

Затем однажды ночью я поплелась на странный голубой свет и почувствовала, что мои руки налились тяжестью. Такой тяжестью. Когда микроволновка звякнула и моя любимая жёлтая миска перестала вращаться, я поняла, что пора что-то делать.

Если я что-нибудь не сделаю, это будет продолжаться каждую ночь до конца моей жизни, ровно в 3:13 утра. Я буду становиться всё более и более уставшей, поскольку гудящая, жужжащая микроволновка постоянно возвращает эту противную, дымящуюся, омерзительную миску с овсянкой, которая каждую ночь будет становиться ещё чуточку вонючее, чуточку грязнее, чуточку противнее.

Пришло время есть.

Я знала, всё дело в этом.

Я должна была съесть её, чтобы со всем этим покончить.

Эта овсянка не станет лучше со временем. Пятна плесени не собирались уменьшаться. И эта корочка сверху не станет мягче. Подмешанные в неё грязь, лейкопластырь и мёртвый жук не исчезнут.

Если я продолжу выбрасывать её, овсянка будет становиться всё противнее и противнее. Она станет полностью зелёной и мохнатой, начнёт сочиться и вонять, как дно нашего мусорного бака.

Если я не предприму что-то в ближайшее время, в ней могут даже завестись личинки.

Время пришло.