В ту ночь кошмар посетил её вновь, и в ночь после этого, и в ночь после этого. Всё происходило так же, как всегда, со сценой, зрителями и маленькой говорящей головой. В конце, когда палочка поворачивалась к Луне, и девочка разражалась высоким и пронзительным смехом, она приказывала себе: «Проснись! Проснись сейчас же!»
Она проделывала это каждую ночь. Но ночь за ночью, когда девочка резко садилась в своей постели, потея и смеясь, ей, казалось, требовалось чуть больше времени, чтобы обуздать свой смех, чуть больше времени, чтобы остановить его и превратить в высокий, непоколебимый крик.
В четверг, за день до мероприятия, в школьном коридоре вывесили плакат.
Когда Луна его увидела, она вздрогнула и выронила учебник по биологии. На нём была изображена шутиха Динь-Динь – её Шутиха Динь-Динь, – расплывшаяся в тонкогубой улыбке. На ней были узкие трико – одна штанина жёлтая, а другая фиолетовая, и клетчатая жилетка.
«Как?» – изумилась Луна.
Она медленно подошла к плакату.
– Ненастоящая, – прошептала девочка.
Вверху на плакате большими жирными буквами было написано ШУТИХА ДИНЬ-ДИНЬ.
Шутиха. Не клоунесса.
Хуже всего то, что Динь-Динь на постере держала в руках палочку.
Это была та самая палочка. С миниатюрной головой.
Луна дотронулась до шеи.
– Она настоящая, – прошептала девочка, и её сердце заколотилось сильнее.
Она уставилась на плакат, не моргая. Луна прочла слова внизу.
СМЕШИТ ЗРИТЕЛЕЙ УЖЕ ПЯТЬ ЛЕТ И НА ЭТОМ НЕ ОСТАНОВИТСЯ
«Пять лет и на этом не остановится».
Её кошмары начались пять лет назад.
Луна закрыла глаза. Стоя там, в коридоре, она как будто видела сон. Она видела сцену, яркие огни, перекошенные лица зрителей. Она видела тот самый момент, когда все в зале понимают, что с ними происходит, когда их лица напрягаются, а в глазах выступают слёзы, когда они балансируют на тончайшей грани между заливающимся смехом и неудержимым криком.
– Проснись, – прошептала Луна сама себе, стоя в коридоре.
Она открыла глаза.