Славный дождливый день

22
18
20
22
24
26
28
30

— Оперу о водолазах, — не смущаясь, сообщил гость. — Основные арии исполняются в скафандрах и поэтому широко доступны для безголосых певцов. Более того, любой самодеятельный коллектив глухонемых может взять оперу в репертуар.

— Вот как! Может, все-таки скажете, как вы проникли в студию? Уж не ренегат ли Березовский провел вас сюда? Что-то он испуганно шмыгнул в дверь при моем появлении.

— Любезный и гостеприимный Линяев, — посетитель поднялся, — неужели найдутся препоны, способные помешать нашей встрече? Ну-ка!

Он оттер Линяева плечом и закрыл дверь на английский замок.

— Раздевайтесь!

— Среди бела дня?

— Раздевайтесь! Да поживей!

В руках пришельца появился белый резиновый стетоскоп.

— Новое орудие разбоя!

— Не оскорбляйте медицину! И довольно играть в прятки. — Врач показал конверт.

— Письмо из санатория, — догадался Линяев.

— Да. Я хочу от вас одного: будьте осторожны. Не к трусости, к осторожности призываю.

— Но ваше появление здесь — это еще одно мое поражение. «Оно» радуется вам.

— Вряд ли. «Оно» знает, что я ваш боевой соратник. Я ваша разведка, понимаете? Или думаете драться вслепую? Разденьтесь до пояса, и я доложу о численности и дислокации противника.

— Ловкач, доктор, ловкач! Избавиться от вас не так-то просто.

— Считайте, что я стыдливо зарделся от похвалы. И раздевайтесь.

— Нет, не здесь. Тут я не разрешаю считать меня больным. Тут я здоров. Сделайте это завтра у себя. Я приду, честное слово.

Потом он раскладывал по кипам отпечатанный сценарий. Это называлось «раскладывать пасьянс». Сценарий печатался в шести экземплярах. Для каждого цеха один экземпляр. Разбирая сценарий, редактор мусолит пальцы, бормочет что-то под нас и шарит остекленевшими глазами по стопкам страниц. Словом, ни дать ни взять, закоренелый гадальщик.

В коридоре затопали. Засопели. Сдавленно сказали:

— На бок его, на бок.