И, не дождавшись ответа, прошел дальше.
Потом Мыловаров, украшенный знаком министерства связи, вручил записку.
Алина Васильевна прочитала: «А у вас на кончике носа черное пятно. Не злоупотребляйте чернилами! Ваш доброжелатель».
«Господи, — ужаснулась Алина Васильевна. — Я-то кручусь в таком виде. И вдобавок считаю себя обаятельной. Какой позор!»
Она подняла глаза и встретила взгляд Линяева.
Он стоит у окна, смотрит на нее и улыбается. В глазах у него прыгают бесенята. Этакие добрые шалуны. Алина Васильевна безвольно опускает руки и смеется. Ей необыкновенно легко.
«Это он написал. Он. Он пошутил. Но дело даже не в кляксе. Бог с ней, с кляксой! Он смотрит на меня и улыбается. И мне почему-то от его улыбки необыкновенно хорошо. И может же такое случиться, чтобы от одной улыбки малознакомого человека было так хорошо».
А Линяев смотрел на нее, следил, как она читала — по-детски трогательно. Глаза у нее стали жалобными. «Милая моя», — подумал он неожиданно для самого себя, пробился к ней через плотную массу танцующих, опередив одного из кавалеров.
— Пропадает изумительный ритм. Идемте? — предложил он.
Они танцевали. И говорили. Он что-то свое. Она — свое. Они не слышали друг друга. Слова глохли в веселом гуле.
На следующий танец он не успел ее пригласить, а потом она исчезла. Он обегал Дом ученых, спрашивал у знакомых. В конце концов кто-то сказал, что она ушла домой. Уснул ее малыш.
В двух кварталах от студии «Москвич» вдруг замер, словно наткнулся на невидимое препятствие.
— Уже? — разочарованно протянул режиссер Чернин.
Водитель, он же кинооператор Елисеев, молча снес оскорбление, выскочил и нырнул в мотор.
— Излюбленная поза шоферов, — заметил Линяев. — Так они проводят две трети жизни. Лишь изредка садятся за баранку — в виде исключения. Но едва машина останавливается, они опрометью возвращаются на свою родную позицию. Елисеев — наглядный тому пример.
Чернин поддакнул. Он знает одного шофера, который каждый раз на перекрестках, когда его останавливал красный светофор, выскакивал и мчался к капоту. Но нырнуть туда он не успевал — красный свет менялся на зеленый, и приходилось бежать в кабину. Однажды ему удалось нырнуть — то ли подкачал светофор, то ли зевнул новичок милиционер. Вытаскивали его всем отделением милиции. Шофер вцепился в самый любимый змеевик и дрыгал ногами. Ядовитые стрелы отскакивали от спины Елисеева. Он сосредоточенно молчал.
«Москвич» капризничал, пока они ехали по шоссе. Но едва его вывели на проселочную дорогу, фыркнул и бойко запрыгал по ухабам. Последние весенние холода держали землю, и поэтому машина резвилась на проселках безнаказанно. Она петляла, как слаломист, и вдруг стрелой полетела к чернеющей впереди опушке леса.
Они были одни на дороге. От горизонта до горизонта повисло мокрое холщовое небо.
Линяев превосходно знал этот район. Опушку занимали дачи отставников. Летом тут из вишен торчат пугала в старых мундирах и фуражках. Они стоят шпалерами вдоль улицы.
«Москвич» лихо промчался мимо заколоченных домиков и обогнул кромку леса.
ebooksa