— Что тут смешного? Рушится семья! Я теперь разведусь. Ты мне нравишься больше. Умен. По-своему красив. И режиссер. Пусть даже телевизионный. Что еще нужно актрисе?
Ее глаз подмигнул кому-то, стоявшему за спиной оператора, почти подо мной.
— Ну, в общем, все поняли. Прогоним по тракту, — торопливо сказал Николай и заспешил к винтовой лестнице, ведущей прямо ко мне, в аппаратную.
Но мой кураж прошел, уж сейчас-то и в этаком виде мне вовсе не хотелось попадаться ему на глаза. Я припустил к выходу и, выскочив в коридор, едва не столкнулся со Львом.
— А ты как здесь очутился? — удивился он, отступая. — Ты же… — и тут он все про меня понял, ну если не все, то главное-то до него дошло. — Николай тебя видел?
Я покачал головой. Тогда он, выставив мощную грудную клетку, двинулся точно маленький танк, оттер меня в сторону и захлопнул дверь аппаратной.
— Слушай, алкаш, если ты попадешься ему на глаза, я не посмотрю на твою тяжелую весовую категорию… Я из тебя сделаю грифель, — зашипел Лев, упираясь подбородком в мой живот. — Учти: мое дело правое. Это придаст мне силы.
Он рисковал, испытывая свою смелость и мое благоразумие. Но я и сам только и помышлял о том, как бы поскорей убраться на дачу. Вот напишу сценарий — слева видеоряд, справа текст, — и тогда прощайте, коллеги! — сказал я себе.
— Ладно, — смягчился Лев, — я сам тебя выведу. Чую, вторично забор тебе не одолеть. А нам ты еще пригодишься. Авось.
И снова в сознании обвал, на этот раз я вынырнул из небытия на пороге собственной квартиры.
— Я чувствовала, что ты сегодня придешь, — призналась Тося, закрывая дверь.
Она и впрямь ждала, накрыла в комнате гарнитурный стол, за который мы садились только по случаю торжества, в обычные дни ели на кухне. Навстречу мне засеребрилась водка, заиграла в узорах хрустального графина. На дне его ярко алел стручок злого перца, желтели дольки чеснока. Но особо жене удавалась закуска. Вот и теперь она окропила водой длинные перья зеленого лука и шарики редиски, и овощи, будто налились свежим соком, на зелени, на редиске заблестела роса. Глядя на этот натюрморт, поневоле выпьешь, даже если тебя воротит от одного вида бутылки. До женитьбы я не опохмелялся, страдал, но не мог. И в первые годы нашей семейной жизни тоже было так. А потом началось. Помню, однажды на другое утро валяюсь в постели сам не свой, в голове свинец, в мышцах нервная дрожь — не человек, почти покойник, и слышу из кухни ласковый голос Тоси: «Вася, милый, загляни на минутку… Ну, иди, тебе станет легче… Глупыш, я же тебе не хочу плохого»… Я, охая, скуля, подчинился, вошел на кухню, а там, на синем, словно озеро, пластике стола этакая краса и графинчик…
— Мой руки и садись. В конце концов имеешь право на отдых, — заступилась за меня жена, перед Николаем, наверно.
Я поднял графин, сжал на длинном горлышке пальцы, точно душил змею. В хрустальном брюхе графина панически заплескалась водка.
— Осторожно! Порежешь руку! — по-матерински предупредила Тося.
— Не уводи разговор в сторону! — потребовал я.
— Мы что-то обсуждаем? Я не знала. Извини! — покаялась жена.
— Извинять буду потом. Сначала ответь: что это такое? — Я покачал перед ее глазами графином. На круглом Тосином лице отразился, забегал световой зайчик.
— Это? Водка. Не узнал? — Она лучезарно улыбнулась. — Да что с тобой, Вася?
— Говорю: не уводи! Я как сказал? Сухой закон!
ebooksa