— Откуда у нас бандиты… — рассеянно бормочет Филька, размышляя о чем-то.
Они слушают, наверное, минуты три, но выстрелы так и не раздаются. Жеке надоедает первому. Он извлекает из кармана складной ножик с рукояткой из зеленой пластмассы, на которой вырезана белочка в окружении сосновых веток. Жека раскладывает его и ловко подкидывает, заставляя вращаться в воздухе. Яна смотрит на него, преследуемая мыслью о совсем другом ноже. Она косится на Фильку с Ольгой и видит, что они думают о том же.
— Ну давайте, что ли, зря чертил? — говорит Жека.
Начать новую партию они не успевают. Двое в форме выводят под руки Жекиного отца. Он в наручниках. Изжеванное, в багровых пятнах и провалах лицо лишено всякого смысла. Он переставляет ноги, как чужие обрубки, просто потому, что его тащат вперед.
— Это не он же! — в гневе вскрикивает Ольга. — Так нечестно! — она дергается вперед. Филька выстреливает рукой с невозможной, неестественной для него ловкостью — но все-таки не успевает. Его пальцы бессильно соскальзывают с запястья Ольги. Мгновение — и она оказывается рядом с милиционером в джинсах. Хватает его за рукав.
— Это не он сделал! — выкрикивает она, и мент недовольно хмурится:
— Чего тебе надо, девочка? Не путайся под ногами.
— Говорю же… — Ольга в отчаянии притопывает ногой, и мент беспокойно шевелит бровями.
— Ты не волнуйся так, — говорит он почти сочувственно. — Разберемся, не надо так переживать. Иди лучше поиграй…
Ольга потрясенно отступает, нервно шмыгая носом; Филька неловко гладит ее по плечу и тут же, залившись краской, прячет руку за спину. Из подъезда выбегает в халате и тапочках Жекина мама с извивающимся свертком на руках. Тапочки то и дело соскакивают с ног, и тогда она слепо шарит босой ступней по асфальту. Ее бледное лицо сосредоточено и отстраненно, как у учителя на весеннем субботнике.
Ольга издает странный утробный звук. Жека, как робот, движется на уазик, сжимая ножик в руке. Его отца тем временем запихивают в машину — только теперь Яна замечает, что заднее окошко в уазике крошечное и забрано решеткой. Один милиционер в форме садится за руль, другой — рядом, на переднее сиденье, решеткой отделенное от заднего — и жекиного отца, сидящего там. Уазик оживает, фырчит и плюется синими облачками выхлопов. Милиционер в джинсах хлопает его ладонью по тупому носу, как большую и злобную, послушную только хозяину собаку, и уазик утаскивает жекиного отца прочь.
— А чо он сделал-то? — мычит Жека. Свой жалкий перочинный ножик он так и держит перед собой. Жека покачивается, и ржавое выщербленное лезвие недобро плавает взад и вперед, режет воздух, густой и липкий, как плавленый сырок. Жекина мать замирает в одном тапочке и, с ужасом глядя на сына, качает младенца с такой силой и быстротой, что тот вопит.
— Мальчик, ты бы ножик прибрал, — с легким беспокойством говорит мент. — Тебя что, не учили, что нельзя так с ножами обращаться?
Жека моргает на него белыми ресницами, защелкивает лезвие и отступает. Он пытается убрать ножик в карман, но никак не может попасть; он трет и трет пластиковой рукояткой по боку, пока Филька, сжалившись, не вынимает ножик у него из руки.
— А чо он сделал-то? — снова спрашивает Жека шепотом.
— Тебя не касается… — мент собирается вернуться в подъезд, но вдруг настораживается. — Ты его сын, что ли? — спрашивает он со смесью сочувствия и брезгливости.
Жека кивает с такой надеждой, будто верит: стоит сказать, что да, вот он — его сын, и все разрешится, и отца отпустят.
— А скажи-ка, Женя… тебя ведь Женя зовут, да? Скажи-ка мне, Женя, ты другого ножика дома не видел? Большого такого, с загнутым кончиком? У него еще ложбинка такая вдоль лезвия… Не было у твоего бати такого, а?
Жека, глядя во все глаза, мотает головой.
— У нас только кухонных два и вот этот, но кухонные маленькие, — говорит он.
ebooksa