— Не волнуйся, командир, я не подведу, — заверил Элмас, и Богданов ему поверил.
На тот момент идея казалась стоящей, но теперь, сидя в засаде, Богданов начал сомневаться в правильности своего решения. За два часа, которые они просидели в засаде перед штаб-квартирой, он успел насчитать восемь человек только охраны дома. Раньше их было четверо, и увеличение числа охраны вдвое могло означать, что именно на этот день в штабе назначена важная встреча. Это должно было радовать полковника, но он не имел возможности узнать, что происходит в тренировочном лагере, и поэтому не мог перестать беспокоиться. «Что, если охрану лагеря так же усилили? Что, если там тоже планируется что-то важное? Казанец там практически один, перед ним поставлена четкая задача, и к ее выполнению он приступит уже через десять минут. Он не сможет связаться со мной, если в лагере все пойдет не по плану, и тогда ему придется действовать на свой страх и риск. К кому он обратится за помощью? Только к Мурату. Тот ему не откажет, и неизвестно, что из всего этого выйдет».
Когда истекли последние минуты ожидания, Богданов отбросил сомнения, перебазировался ближе к дому и подал сигнал к штурму. Отсчитав положенные три секунды, полковник рванулся вперед. Первого часового, у калитки, он снял одним резким движением приклада. Удар в висок — и часовой лежит на земле. Богданов не оглядывался, он двигался вперед. Еще три больших прыжка, и он у крыльца. Там двое часовых, но к Богданову на помощь спешит Дубко. Богданов снял левого, Дубко — правого. И оба замерли в ожидании переполоха. Но нет, вокруг тишина. Богданов заглянул за южную стену. Там Лепилин, повалив часового на землю, связывал его руки и ноги. Зуйков стоял над распростертым телом еще одного часового. Богданов повернулся к Дубко, глазами указал на северную сторону дома, беззвучно спрашивая, что там. «Все чисто», — одними губами произнес Дубко. Богданов приблизился к двери, снова досчитал до трех и, махнув рукой Дубко, распахнул дверь.
И все повторилось! Как в замедленной съемке, он видел за столом людей, много людей. Видел, как вытягиваются от удивления их лица, как выражение удивления сменяет страх. А затем их руки потянулись к оружию. «Стойте! Нет, не нужно этого делать! — пронеслось в голове Богданова. — Так не должно быть, только не так». Он уже видел, как Дубко поднимает автомат и целится в центр стола. Видел, как через окно в комнату врывается Лепилин и занимает позицию для стрельбы. Как через черный ход заходит Дорохин и останавливается на позиции перекрестного обстрела. «Мы поубиваем друг друга, — понимает Богданов. — Мы сами друг друга постреляем». Он поднимает автомат над головой и, буквально за секунду до первого выстрела с турецкой стороны, выдает автоматную очередь по потолку.
— Всем на пол! — спокойным до тошнотворности голосом произносит он. — Оружие в сторону и на пол. Лицом вниз, руки на голову. Давайте поживем еще какое-то время, господа.
Он находит глазами человека, сидящего во главе стола, и смотрит, не мигая, не отворачиваясь. Он даже слегка улыбается. Улыбается человеку, которого он определил как главу собрания. Человек тоже смотрит на Богданова. Он не улыбается, но страха в его глазах не видно, только восхищение. «Чем он восхищается? — думает Богданов. — И почему он не боится? Разве ему не хочется жить?» Мысли несутся, как ураган, а действие в комнате замедляется еще больше. Богданов опускает автомат и отбрасывает его в сторону. Он продолжает смотреть в глаза главаря. «Давай же! Решайся!» — говорит он взглядом… И тут время возвращается к привычному темпу. Лепилин стоит, направив автомат на центр комнаты, Дорохин отходит с линии огня, Дубко ставит палец на спусковой крючок, но теперь это занимает доли секунд.
— Вы говорите по-английски? — обратился Богданов к главарю. — Если предпочитаете общаться на родном языке, придется вызвать переводчика. Я слабо владею армянским, но могу попробовать.
Богданов повторил требование сложить оружие на армянском языке, затем то же самое произнес на английском. И стал ждать…
Его спокойствие отрезвило тех, кто сидел за столом. Первым выполнил команду мужчина, сидевший во главе стола. Не отводя взгляда от глаз Богданова, он аккуратно положил пистолет, который успел достать из нагрудного кармана, на стол перед собой и что-то коротко сказал на армянском языке. После этого все присутствующие в комнате начали складывать оружие на стол и медленно опускаться на пол, ложась лицом вниз и заводя руки за голову. Дальше все пошло как по маслу. Лепилин, Дорохин и Дубко быстро собрали оружие и начали вязать руки-ноги членам собрания. Буквально через десять минут все было кончено.
— Вы приняли верное решение, — обратился Богданов к главарю, который так и не лег на пол.
— Вы — достойный противник, — просто ответил тот по-английски.
— Полагаю, вы ждете объяснений? — спросил Богданов.
— Это ни к чему, — отмахнулся мужчина. — Делайте то, что начали.
— Хорошо, тогда мы можем сразу перейти к делу, — продолжил Богданов. — Пожалуй, будет лучше, если мы поговорим без свидетелей.
Богданов подал знак Дорохину, и он встал за спиной мужчины.
— Пройдем в соседнюю комнату, — произнес Богданов.
Дорохин помог мужчине встать и следовал за ним до тех пор, пока тот не переступил порог комнаты. Там Богданов и Дорохин усадили пленника на стул. Богданов занял место напротив и начал допрос.
В это самое время лейтенант Казанец завел двигатель внедорожника. Стрелки часов показывали десять минут первого. Он отъехал от обочины и направился к лагерю. Не доезжая нескольких метров, остановил машину на возвышенности и оглядел окрестности. Вокруг лагеря вышагивали часовые. Так же, как и сутки назад, они шли неспешным шагом, больше похожим на прогулочный. «Надеюсь, бегаете вы не быстрее, — мысленно пошутил Казанец и сам себе скомандовал. — Пора, Коля». Он выскользнул из автомобиля, пробежал несколько метров до камня, помеченного белым крестом, и отбросил его в сторону. Под камнем находилось устройство активации. Повернув тумблер, Казанец бегом вернулся в машину, завел двигатель и поехал вокруг лагеря. Он останавливался еще шесть раз и каждый раз активировал взрывное устройство.
— Юра, что там у тебя? Прием. — У Казанца заработала рация, его вызывал Элмас.
— Все в порядке, Мурат. У тебя как? Прием, — на ходу ответил Казанец.