Чёрные сердца

22
18
20
22
24
26
28
30

Прощание с Арексис немного отвлекло их всех от мыслей, витавших в их головах. Впрочем, лишь немного.

В полдень племя собралось вместе вокруг погребального ложа, собранного из веток сухих, пустынных растений, и костей животных. Тело «истинной» было обёрнуто в красную ткань, словно кокон, из которого должна была родится бабочка. Мёртвая бабочка, из мёртвого кокона.

Лицо Арексис было открыто, и её пустые глазницы всматривались в безоблачное небо, словно предвкушая скорейшее освобождение от бремени этой плоти, и полёт среди звёзд. Каждый, кто хотел попрощаться с ней лично, мог сделать это прошедшей ночью, придя к её телу, и шепча печальные слова, стоя рядом. А сейчас говорил только Зар, вызвавшийся быть сопровождающим её души в загробный мир. Это была традиция племени, сопровождающим выбирался кто-то один из близких родственников, или же, если таковых не имелось, кто-то из самых близких друзей и знакомых. Если у «истинного» отсутствовали друзья, желающие сопровождать его, тогда Старейшина брал на себя эту роль.

— Ты пришла из Пустоты, рождённая Матерью Пустошью. Ты пришла без имени, обретя его здесь. Ты уходишь в другие миры, Арексис — дочь тысячи звёзд, и я сопровождаю тебя в этом пути, без начала и конца. Пусть этот огонь освещает тебе путь во тьме, помогая найти дорогу домой.

На мгновение Зар задержал свою руку с факелом, рассматривая лицо сестры, словно ожидая, что она улыбнётся, и скажет, что всё это глупая шутка. Но Арексис была безмолвна, и Зар наконец коснулся огнём её ложа. Языки пламени охватили ткань савана, словно накрывая его светящейся волной. И вскоре в этих искрящихся огненных водах навсегда скрылось лицо «истинной».

Кусочек лёгкой ткани отделился от основой части, и подхваченный ветром, взмыл в небо, увлекаемый воздушными потоками. Какое-то время он ещё был виден, словно прощаясь с провожающими, а затем окончательно растворился где-то за линией горизонта.

Суккуб стояла немного в стороне от Никто, и украдкой наблюдала за ним. В его внимательном, чёрном глазу отражалось пламя погребального коста, и ей было до жути любопытно, что именно ощущал демон в этот момент. Ощущал ли он вообще хоть что-нибудь, глядя на, охваченное пламенем, тело «истинной»?

Эклипсо не видела, как Никто приходил ночью к телу Арексис. И что он говорил ей, тоже осталось неизвестным.

* * *

Суккубу снился странный, страшный сон. Она словно была участником событий, и одновременно с этим, сторонним наблюдателем.

В этом сне она видела селение «истинных» с высоты птичьего полёта.

Они ничего не подозревают, и ведут свою обычную жизнь. Они удивлённо смотрят в небо, смотрят на неё. Она смеётся им в ответ, предвкушая кровь.

Затем, уже на земле, она видит крылатые силуэты в небе. Она что-то кричит своим сородичам, понимая, что это опасность. В тот же момент её голову дробит удар молота.

Она чувствует запах крови. Она мчится по пустоши, приближаясь к селению, и касаясь поверхности своими жилистыми лапами. Она завывает, и псы, бегущие рядом, завывают ей в ответ. Наконец она настигает свою первую жертву, и увернувшись от её ножа, вгрызается в лицо.

Она видит приближающихся к ней, жутких созданий. Они всё ближе, и она уже отчётливо различает их чёрные тела. Её руки дрожат, но она пытается крепче сжать рукоять ножа, выскальзывающую из ладоней. Последнее, что она видит, горящие огнём глаза пса, и оскал его оголённого черепа, лишённого кожи. Последнее, что она слышит, хруст костей, утопающий в её же собственном крике.

Сжимая молот в руках, она несётся на огромной скорости, настигая убегающего. Ей не нужно даже особо замахиваться, она просто выставляет своё орудие на уровне головы, на мгновение повернувшейся в её сторону.

Придя в себя после удара, она вздыхает с облегчением. Молот незваного гостя лишь задел её, не раздробив кости. Она пытается встать на ноги, но не может этого сделать. Кое-как приняв сидячее положение, сквозь гул в голове, она видит наконец остатки своих ног. Шок не даёт ей до конца осознать происходящее. Она лишь слышит смех, раздающийся где-то сбоку от неё. Молота, врезающегося в её грудь, она уже не ощущает, безмолвно проваливаясь в небытие.

Эта агония, перемешанная с дикостью наслаждения, длится ещё очень долго. Она лишь перескакивает из существа в существо, проживая свою короткую жизнь в этом жутковатом театральном представлении.

— Эй, — слышит она где-то вдалеке.

— Эй, проснись, — уже ближе.