— Дома вы у него бывали.
— Приходилось, — не сразу ответила Галина.
— В общем, у вас с гражданином Печорским была любовь, я правильно вас понимаю? — заключил Щелкунов.
— Ну, любовь не любовь, это трудно сказать, но он был щедр со мной. И мне этого было вполне достаточно, — последовал вполне честный и исчерпывающий ответ.
Виталий Викторович удовлетворенно кивнул. «Теперь понятна причина, почему Печорский охладел к Нине, стал придирчив к ней и скуп: появилась другая женщина, на которую он тоже стал расходоваться. Вероятно, тратиться на двух женщин было накладно и не в характере Модеста Вениаминовича».
Щелкунов переложил с места на место бумаги на столе. Пора было начинать проводить в жизнь задуманное. Вернее, то, чему дал направление на предыдущем допросе Калина, сам того не подозревая.
— До вас я допрашивал небезызвестного вам Степана Аркадьевича Калинина, — начал Виталий Викторович. — Так вот: он нам подробнейшим образом рассказал, что это не он, а вы пытались подделать почерк Модеста Печорского.
— Я?! — едва не поперхнулась от негодования Селиверстова.
— Вы, — участливо подтвердил майор. — Для чего и похитили у него из квартиры некоторые документы с образцом его почерка и подписи. Получается, что это вы и есть идейный вдохновитель и организатор убийства гражданина Печорского.
— Что вы такое говорите! — вновь с прежним негодованием произнесла Галина. Особенно ее испугали слова «идейный вдохновитель». Вот ведь каков гад этот Калина!
— Желаете ознакомиться с его показаниями? — придвинул к себе папку с протоколом допроса Калины Виталий Викторович и демонстративно принялся развязывать тесемки.
— Ладно, записывайте, — сдалась Селиверстова, не дождавшись, когда майор развяжет папку и достанет протокол допроса Калины. — Я все вам расскажу.
Селиверстова примолкла, собираясь с мыслями.
— И правильно сделаете! — воспользовавшись паузой и желая подтолкнуть допрашиваемую к признательным показаниям, энергично заверил подозреваемую майор Щелкунов. — Ваши признания помогут вам скостить срок, суд учтет вашу помощь следствию. Сказали «а», говорите и «б». Вы ведь уже начали с нами сотрудничать, когда рассказали нам, когда к вам придет ваш сожитель. Благодаря чему Калинин теперь обезврежен и находится под стражей.
— Значит, так, — наконец собралась с мыслями Селиверстова. — Старик Печорский уже перед самым Новым годом задумал бросить свою женушку. Хотел развестись с ней. Ей он об этом покудова не говорил, а вот со мной своими планами поделился… Я рассказала об этом Калине. Ему эта затея очень не понравилась. Но еще больше ему не понравилось, что Печорский каким-то образом узнал о нем. Старик стал упрекать меня в измене, я, как могла, оправдывалась, но мои оправдания не возымели никакого действия на Модеста. Он мне уже не верил. Конечно, все разговоры о женитьбе на мне сразу прекратились, как и разговоры о его разводе с женой. Печорский даже перестал приглашать меня к себе и приходить на свидания, которые я ему назначала. Все шло к тому, что он вот-вот меня бросит. — Галина перевела дух, посмотрела на майора Щелкунова, надеясь отыскать в нем какой-то намек на понимание и сочувствие, и, не обнаружив ни того ни другого, продолжила тоном удрученного человека: — Я обо всем рассказала Степану. А он мне ответил: «Этого нельзя допустить. Если же он твердо намерен тебя оставить, ты должна заставить его раскошелиться». Я тогда у него спросила: «Как это?» Калина мне объяснил: «Пойдешь к нему и устроишь сцену. Скажешь, что сообщишь обо всем его супруге, а о его моральном облике напишешь донос в органы. Скажешь, что он должен дать тебе столько денег, чтобы их хватило и дальше жить безбедно». Сначала я не соглашалась, — вздохнула Галина Селиверстова, — но Степа настоял. И мы к Печорскому пошли вместе. Нас никто не видел, как мы подошли к его дому и когда вошли в подъезд… — На какое-то время она замолчала, после чего воскликнула: — Если бы не он, ничего бы криминального не было бы. И зачем только я его повстречала!
— Сейчас вы о ком, о Печорском или о Калинине? — задал уточняющий вопрос Щелкунов.
— О Калинине, конечно, — со слезами на глазах посмотрела на Виталия Викторовича допрашиваемая. — Всю жизнь он мне, мерзавец, испоганил…
— Успокойтесь, пожалуйста, — участливо произнес Щелкунов и налил Селиверстовой полстакана воды. — Вот, попейте…
Галина отпила два глоточка, посидела молча, кажется, немного успокоилась и продолжила:
— Когда Печорский отпер мне дверь, то, ни слова не говоря, прошел в глубину комнаты. А Калина незаметно проскочил вслед за мной и остался до поры в коридоре. Я прошла за Печорским в гостиную и стала уговаривать его не бросать меня, и что мои отношения с Калиной — это моя глупая ошибка, которая больше никогда не повторится, в чем я могу даже поклясться. Но Модест только молчал и не верил мне.