— А что я должен знать, начальник, если у вас на меня ничего нет. Нынче я не при делах.
— А свою напарницу хочешь увидеть?
— Это кого же?
— Галину Селиверстову. Как-никак не один месяц вместе сожительствовали. Может, даже чувства какие-то к ней были.
— Мне эта встреча без надобности. И чувств у меня к Галине никаких нет. Сегодня одна баба, завтра — другая. И разницы между ними особой не нахожу.
Мысль о проведении очной ставки между Степаном Калининым и Галиной Селиверстовой пришла Щелкунову на предыдущем допросе Калины, когда тот, развалившись на стуле, откровенно издевался над ним. С него следовало сбить спесь.
Подняв трубку, майор Щелкунов распорядился:
— Приведите Селиверстову.
Когда в кабинет привели Галину, Калина насторожился. На такой поворот событий он явно не рассчитывал. Селиверстова, увидев бывшего сожителя, неприязненно скривила лицо и, когда ее усадили напротив, спросила с укором:
— Вот скажи мне, Степа, зачем ты дал показания против меня? Что же я тебе такого дурного делала?
— О чем ты? Окстись!
— Окстись, говоришь? А разве не ты сказал следователю, что это я тренировалась подделывать почерк Печорского? Ведь это же ты пытался подделывать его почерк. Сколько бумаги на это потратил! Для этого и попросил меня найти в квартире Модеста какой-нибудь документ с подписью, написанный его рукою, и принести тебе.
— Молчи, дура! — вскричал Калина. От прежнего благодушного настроения не осталось и следа.
— Это я-то дура? — вознегодовала Селиверстова. — После того как я поила-кормила тебя, а ты на шее у меня сидел, я стала для тебя еще дурой? А может, я и есть дура, что любила такого паразита, как ты! А ты тогда — убивец!
— Ну, погоди, кошка[23] драная, — вскипел Калина и предпринял попытку подняться со стула, но тотчас был посажен на место конвойным сержантом-милиционером, стоящим за спиной допрашиваемого. — Ты мне еще за все ответишь, кобыла ты старая!
— Я кобыла старая? — выпучила глаза Селиверстова, уязвленная до глубины души. — Да ты посмотри на себя, кобель ты облезлый… Начальник, — обратилась она к Виталию Викторовичу, — это он ту записку писал, чтобы все подумали, будто Модест сам повесился. На самом деле это он его убил. Задушил той самою веревкою…
Калина снова попытался вскочить и снова был остановлен стоявшим рядом конвойным милиционером, который обеими руками с силой надавил ему на плечи.
— Еще раз дернешься, — предупредил сержант, — получишь от меня от всей души!
Щелкунов с осуждением посмотрел на конвойного. Впрочем, осуждал он для виду. После этого майор обратился к Галине:
— Гражданка Селиверстова, расскажите снова и по порядку, как происходило убийство гражданина Печорского.