Солдат, сын солдата. Часы командарма

— Нет, — сказал он. — Мы решили больше не рисковать вашей жизнью. Отныне она принадлежит вашим детям.

А спустя две недели после этого разговора Алексей Петрович стал собираться в дорогу.

— Последнее поручение, товарищ связная, — почти весело сказал он Зинаиде Николаевне, — скажите соседкам и вообще всем своим знакомым, что немцы переводят меня с повышением, поскольку оценили мою преданность и прилежание. Можете смело расписывать эти мои качества — немцы и в самом деле уверены в них, поэтому и назначили на более высокий пост. Сделаете, Зинаида Николаевна?

— Сделаю. А вы... вы надолго уезжаете?

— Не знаю. Это не от меня зависит. Но мы еще с вами обязательно увидимся.

— Когда увидимся?

— После победы. Через неделю после победы.

— Почему через неделю? — спросила Зинаида Николаевна.

— Потому что еду я далеко. Но думаю, что после победы за неделю я к вам доберусь.

— Доберетесь... Если захотите, — сказала Зинаида Николаевна.

— Обязательно доберусь. Да и придется — я ведь залог тут оставляю.

Зинаида Николаевна вопросительно посмотрела на Алексея Петровича.

— Вы уж меня простите, Зинаида Николаевна, — сказал он. — Но я тут без вашего ведома распорядился... Закопал за дровяным сарайчиком свои часы.

— Золотые, что ли?

— Да нет — в этом смысле они не драгоценные, хотя крышки у них и серебряные. Но они, понимаете, именные, еще в ту, гражданскую войну мне их командарм Буденный подарил... Жив буду, непременно вернусь. Ну, а если...

Она крикнула:

— Нет, нет, не надо! — так испугало ее это «если». Потом немного успокоилась, сказала тише: — Будет сделано так, как вы хотите, Алексей Петрович, я сохраню эти часы и вручу их лично вам... Только лично.

— Разумеется, лично мне, а как же иначе — такое дело я никому ни за что не перепоручу... Разве только вашему сыну, который у вас когда-нибудь обязательно будет. Вот он и примет от вас мои часы, в случае чего. Примет их в какой-нибудь значительный день своей жизни, ну, допустим, в день рождения или в день свадьбы... А еще лучше в день, когда он станет красноармейцем — ведь это все же военная, боевая реликвия.

Она хотела сказать ему: «Не будет у меня уже сына», но сама ужаснулась — что же это я себя заживо хороню. И, чувствуя, что у нее уже нет сил продолжать этот разговор, сказала:

— Я, если обещала, сделаю... Но и вы обещайте мне вернуться живым. Обещаете?