разносился над толпами его могучий голос, и все за ним дружно повторяли:
Новостью было появление на улицам громкоговорителей. Москва впервые слушала радиоконцерт. Из четырехгранных усилительных труб, укрепленных на столбах или стенах домов, неслось неестественно громкое пение, булькающие звуки рояля, густой голос диктора. Толпы замедляли шаг.
— Где они играют? — спрашивали рабочие. — В этом доме?
— Зачем в этом! Издалека, откуда хошь слышно.
— В деревнях бы таких труб понавешать, — рассуждали другие. — В Москве нам докладчика и на автомобиле привезут.
— А что, можно через такие трубы для всей России вслух газету читать?..
Из плясунов Трехгорки особенно приглянулся Косте один, немолодой и с виду невзрачный. Взрывался хохот, едва он выступал на круг, — до того задорны и уморительны были его плясовые ухватки.
— Дядя Неворуй! — окликнула его Феня Лопатина, когда он, отирая платком лоб, сошел с круга. — Василий Иванович! Иди-ка сюда, товарищ хочет с тобой познакомиться.
— Как вы его зовете?
— Дядя Неворуй, — смеялась Федосья Павловна.
— Это я в нашей газете так подписывался, да разгадали мой псевдоним, — объяснил плясун, улыбаясь.
— Воров разоблачали?
— Да, и воров тоже… У нас этого добра не в диковинку, и обыски в проходной не помогают.
По Красной площади двигались под сплошное «ура!». С трибуны члены ЦК партии и члены правительства махали шляпами. Ленин, с красным знаменем в руке, смотрел с огромного плаката на кремлевской стене, и толпы народа кричали ему «ура!».
Мимо храма Василия Блаженного, с Красной площади спустились к Москве-реке. Трамваи из-за демонстрации всё еще не ходили. Пересветовы шли пешком по набережной с Лопатиной и Василием Ивановичем, «Дядей Неворуем».
Разговорились. Костя спросил про Фениного мужа, и трехгорцы стали вспоминать, как они в пятом году на Пресне спиливали телеграфные столбы и снимали ворота с петель для баррикад. Феня с мужем были в одной боевой дружине.
Долго дрались тогда рабочие, пока власти не привезли из Петербурга Семеновский полк. Пошли обыски, аресты.
— У мужа оставалась шашка, у меня револьвер. Бросили мы их незаметно в уборную. Сидим, ждем. Казарму у нас повально обыскивали. Доходит до нас очередь, — ничего у нас не нашли. Мы было успокоились, да в следующих комнатах кто-то им сказал, что мы с мужем дрались на баррикадах.
— Из своих рабочих кто-то выдал?
— Не жил никто у нас из чужих, — отвечал за Феню Василий Иванович. — У нас трое нашлось предателей, на фабрике. Один немой, — так тот все клюшкой прицеливался, указывал полицейским, кто с баррикады стрелял. Всех троих потом рабочие поубивали.
ebooksa