Обедать к ним Костя не пошел, а отказать в помощи постеснялся и пришел вечером. Половикова была с ним особенно ласкова и кроме кофе угостила сливочным кремом. Но дружба между мальчиками дала трещину, и развязка быстро наступила.
— Все это я запомнил на всю жизнь, до мелочей, — рассказывал Костя Арише.
В воскресенье играли во дворе в бабки, по-прежнему в общую с Санькой казну. Костя был в ударе, бил без промаха, и они «выставили» своих противников начисто. Один Юсупка имел еще бабки и желал продолжать игру.
— Не буду с ним одним играть, — заявил Санька, завязывая мешок с бабками.
— Дай я с ним сыграю, — сказал Костя. — Нельзя отказываться, раз мы выиграли.
— Вот еще! Стану я церемониться с Юсупкой.
— Жила Санька, жила! — закричал тот. — Жадный! Боишься проиграешь? Дай Коське бабки, что тебе, жалко? Он со мной играет.
— Дай, Саня, три пары! — настаивал Костя.
— Не дам.
— Дай, говорю! Это наши общие с тобой бабки.
— А ты их покупал?
— Так я же сегодня четырнадцать пар выиграл! — Костя возмутился. — Если не дашь, не стану с тобой заодно играть!
— Подумаешь, загрозил! Иди, пожалуйста, играй, с кем хочешь. Мастер играть на чужие. Небось у тебя ни копейки нет на свои бабки.
— Ах, ты вот как?!
Мальчики сошлись лоб в лоб, точно козлята. Лица их пылали ненавистью.
На них смотрел весь двор, где Половиков, сын домохозяина, привык первенствовать. Костя уступить не мог, из чувства обиды и презрения к Саньке. Тот, разозлившись на обычно сговорчивого приятеля, оскалив свой дурной зуб, выпалил первое, что соскочило с языка:
— Нищий!
В тот же миг Костя ударил его по лицу. Санька размахнулся мешком с бабками — в мешке звякнули чугунные битки-плитки, но удар пришелся по спине Юсупки, который бросился их разнимать.
— Уйди! — завопил Санька со слезами бешенства и вторично ударил мешком Юсупку, срывая злость.
Маленький татарин стерпел, ухватил реалистика за кисти рук и твердил одно: