Вервольфы теперь жили бок о бок с людьми, разделяя человеческие ценности. Какой смысл одолеть врага сейчас, если Туча до конца своей жизни будет иметь на душе такое пятно? Она рвалась из его хватки, а Генри твердил единственные слова, которые, как он знал, могли на нее повлиять:
– Он еще жив, Туча. Шторм еще жив.
Наконец, она утихла, заскулила, повернулась к столу и задрала морду, чтобы уловить запах брата. Второй ее скулеж перешел в вой.
Теперь, когда ее внимание было сосредоточено на Шторме, а не на жажде убийства, Генри встал.
– Не двигайся с места, – приказал он.
Туча упала на пол, дрожа от желания добраться до своего близнеца, но не в силах ослушаться. Когда Генри поднял голову, ему в лицо смотрели два ствола дробовика.
– Значит, он еще жив, вот как? – И дробовик, и смех дрожали. – Я не чувствовал сердцебиения. Ты уверен?
Генри слышал, как медленно, с трудом, бьется сердце Шторма, чувствовал, как кровь изо всех сил пытается течь по венам, скованным ядом. Фицрой позволил пробудиться собственной жажде крови.
– Я знаю жизнь, – сказал он, делая шаг вперед. – И я знаю смерть.
– Да? – Марк облизнул губы. – А я знаю Бо Джексона[23].Он у меня гостит.
Генри улыбнулся.
– Нет.
Вампир. Князь тьмы. Дитя ночи. Все это отразилось в улыбке Генри.
За спиной Уильямса был стол, отступать было некуда; Марку оставалось только стоять на месте. Пот бисеринками выступил у него на лбу и потек по носу.
К нему шел демон, которого он застрелил в лесу. С виду человек, но в выражении его лица не было ничего человеческого.
– Я… я не знаю, кто ты, – пробормотал он, стараясь не выпустить дробовик из дрожащих пальцев. – Но я знаю, что тебя можно ранить.
Еще один шаг – и стволы оружия окажутся под таким углом, что Туча окажется вне линии огня.
«Еще один шаг, – сказал себе Генри, разжигая голод яростью, – и эта тварь моя».
Он поднял ногу.
Дверь сарая с грохотом распахнулась, ударившись о стену, нарушив живописную картину.