Одна в мужской компании

Теперь мне предстояло засыпать в объятиях человека, готового раскрыть объятия Гитлеру.

Глава двадцать вторая

28 ноября 1936 года

Вена, Австрия

Поначалу план казался простым. Надеть маску — ту, что я не надевала уже давно, но пока еще не забыла, — и произносить то, что полагается персонажу по тексту пьесы. Только на сей раз это будет текст не какого-то неизвестного драматурга, а мой собственный. В остальном мой план не слишком отличался от премьеры спектакля. По крайней мере, так я говорила себе.

Я выжидала подходящего момента, чтобы поднять занавес и выйти, наконец, на сцену, пока Фриц не уехал в командировку. Эти поездки в отдаленные районы Восточной Европы — в «сельскую местность», как он говорил, то есть в Польшу и Западную Украину, где у него было несколько заводов, — стали куда более частым явлением, чем выезды в какие-нибудь роскошные места, по делам или ради удовольствия, как раньше. Из подслушанных разговоров я знала о цели этих поездок: она состояла в том, чтобы объединить малодоходные предприятия и избавиться от них при первой возможности, а выручку припрятать в Южной Америке, подальше от надвигающейся войны. Он продолжал эксплуатировать на полную мощность те заводы, где производились вооружение и боеприпасы по контрактам с Австрией, Испанией, Италией, латиноамериканскими странами, и те, которые, как он полагал, могли быть полезны Третьему рейху, если удастся убедить его руководителей сесть за стол переговоров с тем, кто столько лет отстаивал независимость Австрии.

В партнеры по сцене я выбрала человека пустого и недалекого. Это были самые подходящие качества для той роли, которую я отвела ему. К счастью, судьба подарила мне идеальную пешку: того, кто всегда был под рукой, кого даже Фриц не мог бы заподозрить в том, что он способен на какие-нибудь козни, да и вообще хоть на что-то способен, а главное, легкую добычу для меня: Фердинанда фон Штаремберга, брата Эрнста.

Первое действие разыгралось солнечным ноябрьским утром в гостиной нашей тихой, запертой на все замки венской квартиры. Я сидела за письменным столом в стиле модерн и смотрела из окна, как поднимаются в воздух и кружатся на ветру золотые листья деревьев, высаженных вдоль Рингштрассе. Ясное осеннее солнце, мой хитроумный план и мысли о том, что скоро я буду свободна, дарили мне чувство легкости и беззаботности.

Я взяла авторучку и стала писать на листе плотной, сделанной по особому заказу канцелярской бумаги, на которой были вытиснены мои инициалы.

Дорогой Фердинанд,

сегодня после обеда у меня будет несколько свободных часов, и мне не хочется быть одной. Может быть, вы тоже свободны? Если это так, то позвольте вас пригласить на чашку чая в нашей гостиной.

С уважением, ваша фрау Мандль.

Подписываться «фрау Мандль» было несколько неловко, учитывая мои намерения, но Фердинанд, кажется, никогда не обращался ко мне по имени, хотя я всегда звала его просто Фердинандом. Такой собственник, как Фриц, не потерпел бы такой фамильярности, даже от того, кого считал безобидным болваном, не имеющим за душой ничего, кроме титула и репутации брата. Как бы то ни было, не стоило давать мужу лишний повод наказать меня, если письмо перехватят или мой план сорвется.

Я отправила Августу, самую молодую и покладистую служанку, с письмом в резиденцию Фердинанда. По словам Фрица, этот особняк был битком набит всевозможной безвкусной роскошью. Обычно подобные поручения исполняла Ада, но доверяться ей было слишком рискованно. У меня не имелось никаких доказательств того, что между этой миловидной горничной и Фрицем что-нибудь было или есть, но по какой-то неизвестной причине Ада терпеть меня не могла и, судя по ее взглядам, украдкой радовалась моему заточению. Я не могла вручить ей это письмо: нетрудно было догадаться, что она сунет туда нос в надежде добыть хоть какую-нибудь информацию. Я подозревала, что она тут же с радостью доложит Фрицу о любом прегрешении с моей стороны.

Ответ Фердинанда пришел гораздо скорее, чем я ожидала: он вскрыл и прочел мое письмо сразу же, не сходя с места. Я догадывалась, что он будет бездельничать в этот час, да и Фриц часто ворчал, что основное занятие Фердинанда — посещение светских раутов. Он попросил Августу подождать, тут же нацарапал ответ, и горничная поспешила домой с сообщением, что мое приглашение принято. Мне оставалось только велеть подать чай, раздать слугам поручения, чтобы чем-то занять их до самого вечера, и приготовиться.

В самом облегающем шелковом халате со струящимся сзади длинным шлейфом я вышла из своей тихой спальни в гостиную, где вот-вот должно было разыграться второе действие. Каминные часы пробили без четверти четыре, и мои натянутые нервы отозвались на звон. Достаточно ли хорош мой сценарий? Чтобы собраться с духом перед представлением, я опустила руки на клавиши пианино и заиграла серенаду № 13 Моцарта — Eine Kleine Nachtmusik, чтобы хоть немного унять волнение. На какое-то мгновение она перенесла меня из моей позолоченной тюрьмы на волю.

Мои мечтания прервал чей-то кашель. Пальцы замерли в воздухе, и я подняла глаза. Это был Фердинанд, и вид у него был очарованный и сконфуженный одновременно.

Я вскочила, бросилась к нему, сжала его руку и не выпускала чуть дольше, чем требовали приличия.

— Фердинанд, вы просто мой спаситель. Фриц уехал на два дня, у меня теперь пропасть свободного времени — и совершенно нечем заняться.

— Как я вижу, вы заполняете это время прекрасной музыкой. Я и не знал, что вы так чудесно играете.

Я застенчиво улыбнулась ему: