Главное слово Уинстон оценил только когда его уже уводили в камеру. Переговоры. Переговоры бывают между равными сторонами. Допрос ни в коем случае не синоним к переговорам. То есть, русские хотят предложить какой-то другой уровень отношений на равноправной основе.
По пути он столкнулся с Колобом, которого вели навстречу. Здесь камеры-одиночки находились на минус втором этаже, и заключенных выводили через длинный коридор строго по одному. До сих пор Уинстон не увидел и не услышал никого из соседей.
Конвоиры уперлись с разных сторон в решетчатый тамбур и принялись ругаться на предмет, кто вышел не в свое время и кто куда мог бы отойти, чтобы встречный конвой прошел, не нарушая строгие правила безопасности.
— Живой? — риторически спросил Колоб.
— Послушал твоего совета, — ответил Уинстон.
— Это ты меня сдал зеленым?
— Я. Подумал, что если меня в милиции убьют, то тебя тоже. Не надо было?
Колоб пожал плечами.
— Тебя посадят теперь? — спросил Уинстон.
— Зеленые не сажают. Или предложат работать на них, или выжмут на допросах с химией и спишут в утиль. Посмотри на меня.
Уинстон посмотрел Колобу в глаза. Не похоже, чтобы его травили какой-то химией.
— Не похоже, чтобы тебя травили какой-то химией, — сказал Колоб, — Значит, жди предложения.
— Совместить не могут?
— Нет. Начиная со второго уровня химия — билет в одну сторону. Говорить сможешь, соображать — нет.
— Ты говорил про амнистию. Студент и Док Джонсон ведь ушли?
Колоб вздохнул.
— Про амнистию был уговор с чекистами, не с зелеными. Вся надежда, что Сандро про меня не забудет. Да ты-то не парься. Ты где раньше работал?
— В министерстве.
— Как был госслужащим, так и останешься. Только государство поменяешь на получше.
— А ты?