Кирарас налил «Боржоми» и уселся на стул, затем снял носки и поставил ноги на прохладный пол из дорогущей итальянской плитки. Хорошо. Как же прекрасен глоток холодной воды! Да, жарко. Лето не баловало особой жарой, но этот день особенный. Весь город мечтал о воде и прохладе. Кирарас потянулся за пультом от кондиционера… Сердце похолодело. Записка! С другой стороны, хорошо. Хоть, что-то! Пробежав глазами по тексту, Наум Наумович побагровел. Всё-таки, ушла… Сучара! Он вскочил и нервно прошёлся по кухне, шлепая голыми ступнями по полу. Затем ещё выпил воды и вытер салфеткой пот. Ушла! Старею, мать её. Ну ладно, посмотрим, кто у ней там женишок! Наум Наумович тут же набрал Дорна.
Кирарас: Ну, привет, дорогой…
Дорн: Здравствуй…
Кирарас: Как дела?
Дорн: Раздобыл для тебя кое-что…
Кирарас: Поздновато, конечно, но спасибо.
Дорн: Что-то случилось.
Кирарас: Да, случилось. Приезжай, поболтаем.
Дорн: Ты где сейчас?
Кирарас: Я-то, я дома. Вот записки интересные читаю. Представляешь, читателем стал на старости лет!
Дорн: Всё так серьёзно?
Кирарас: Именно так…
Дорн: Ладно, через часик попробую быть.
Кирарас: Ты уж не сочти за труд… Сегодня действительно надо!
Дорну не очень понравился разговор. Тон Кирараса звучал несколько грубовато и чрезмерно настойчиво, Дорна напрягало всё это. Впрочем, он сам был в точно такой же ситуации. Возможно, что в тот период, он вёл себя ещё менее любезно. В нём даже шевельнулось, что-то вроде сочувствия. Дорн перезвонил секретарю и почеркал весь свой рабочий график на день, отменив все встречи, включая вечерние. Ничего, подождут! Это важнее…
Елена ехала за город, полная печальных мыслей надежд и грусти. Слёзы уже немного высохли, слегка повредив в спешке нанесённый макияж. Такое чувство будто уезжаешь на длинном поезде, а тебе в окно машут провожающие. Ты прощаешься с прошлым, потому что все эти люди за окном — это прошлое. И люди, и город, и станция. Тут прошла часть жизни и кто-то из них был по настоящему дорог. Но жизнь, со своей упрямой и неумолимой логикой разводит ваши пути. И вот смотришь в окно, а провожающие становятся всё менее и менее значимыми. Ещё секунда и они уже почти безразличны. Эмоции перемешиваются и ты испытываешь только одно щемящее сердце чувство, сильно похожее на тоску. Оно показывает тебе себя с разных сторон и ты понимаешь, насколько многообразной может быть жизнь и твои глаза наполняются слезами. Ты жалеешь не прошлое. Нет! Ты жалеешь себя. Это момент особого осознания, когда приходит понимание того, что реально существующим в этом мире являешься только ты. Ты, идущий средь декораций, говорящих голов, устоев, советов и роя бессмысленных желаний. Хочется прошлому сказать: «До свидания»! Но стекло делает тебя беззвучным. Просто подвижной картинкой. И вот гудок поезда и ты едешь. Едешь, отбиваясь от воспоминаний, привязанностей. И снова, снова и снова жалеешь себя. Но слёзы уже не текут. Слёзы кончились. Потому что в тебе нет столько слёз, чтобы ты мог оплакать самого себя. Разум устает от сожалений и появляются мысли о будущем. Будущем, которое ждёт на станции назначения. И ты надеешься, что первый человек, который тебя там встретит, будет по настоящему любимый человек.
Страх, Конечно, присутствует страх, ты себе что-то говоришь, настойчиво и последовательно внушая, будто читаешь молитву. В надежде, что теперь всё будет по-другому. Совсем иначе. Красиво и счастливо. Счастливо! Я сумею, я смогу. Я сделаю это! Елена остановилась перед воротами пансионата. Она нервно посигналила, чтобы охранник открыл проезд. Станция назначения. Вот она! Елена остановила машину возле коттеджа. Но не стала выходить. Она вздохнула и посмотрела на свои красивые руки. Девочка, ты сделала это! Всё-таки смогла. Умничка. Потом ещё раз вздохнула и набрала Пете.
Елена: Я хочу сказать, что люблю тебя!
Петя: Я тоже люблю тебя! Я даже не понимал, что могу настолько сильно любить.
Елена: Я ушла от мужа.