Сморщенный, он огляделся, безостановочно перекатывая туда-сюда белки глаз. Девушка смотрела на него.
— А у вас девки все время в туфлях ходят? — спросила она.
— Где вы держите эту вашу теннессийскую водичку родниковую? — спросил негр, шаря глазами по кухне. — Она у вас тут где-то?
— Родниковую?
Негр поморгал.
— Ну, этот ваш питьевой карасин.
— Карасин?
— Светлый этот карасинчик, что вы пьете. Спрятана ж у вас тут где-то капля-другая?
— А-а, — сказала девушка. — Ты про кукурузную.
Она пошла в угол, приподняла половицу (негр не спускал с девушки глаз) и вытащила глиняный кувшин. Налила стакан, поднесла негру и глядела, как он, зажмурясь, опрокинул его себе в горло.
— Уф! — проговорил он, как раньше, и вытер рот тыльной стороной руки. — Так чего ты у меня спросила?
— Что, у вас в Катай-мезоне девушки в туфлях ходят?
— Барышни — да. А если нет у них, так масса Сотье может продать сотню негров и купить… Который это говорит тут у вас, что масса Сотье — негр?
Девушка глядела на него.
— А он женат?
— Кто женат? Масса Сотье? — Девушка продолжала глядеть. — Где у него было время жениться, когда мы уже четыре года с янками воюем? Четыре года как дома не были, а где здесь барышни-невесты?
Он посмотрел на девушку, повел слегка уже покрасневшими белками; на коже его играли неяркие блики. Оттаяв, он словно бы и в размерах слегка увеличился.
— Женат он или нет, а тебе-то что?
Они глядели друг на друга. Негру слышно было, как она дышит. Но тут, не мигнув еще даже и не отвернув лица, она уже перестала глядеть на него.
— На что ему такая, без туфлей, — проговорила девушка. Подошла к стене и снова нагнулась к щели. Негр смотрел на нее. Вошла мать, сняла с плиты еще сковороду и ушла, ни на кого не глянув.