— Я уже видал майора-мятежника, — сказал Вэтч. — Хотите, расскажу, как я его видал.
— Расскажите.
— Он лежал у дерева. Нам пришлось остановиться и залечь, а он лежит у дерева и просит пить. «Воды, брат, нет ли?» — говорит. «Есть, — говорю. — Сколько угодно». Пришлось ползком, встать нельзя было. Подполз к нему, приподнял, упер головой об дерево, чтобы лицом ко мне.
— А разве у вас не было штыка? — сказал Видаль. — Но я забыл, вам нельзя было встать.
— Потом отполз обратно. На целых сотню ярдов, чтоб…
— На сотню ярдов?
— Чтоб с дистанции. Что за стрельба вплотную? Отполз, а треклятое ружье…
— Треклятое? — переспросил Видаль, сидя чуть боком, — рука на столе, лицо усмешливое, сдержанно сардоническое.
— Выстрелил и промахнулся. Прислонил майора к дереву, оборотил лицом ко мне, глаза открыты, смотрят на меня — и промазал. Попал в шею, и пришлось опять стрелять из-за треклятого ружья.
— Вэтч, — сказал отец.
Руки Вэтча лежали на столе. Головой, лицом он походил на отца, но не было в нем отцовской раздумчивости. Лицо Вэтча было яростно, недвижно, непредсказуемо.
— Из-за треклятого ружья. Пришлось стрелять второй раз, чтоб влепить ему в переносье третий глаз. Головой прислонен к дереву, все три глаза открыты, будто смотрит на меня троеглазо. Дал ему в подарок третий глаз, чтобы лучше видел. Но пришлось стрелять два раза из-за дрянного ружья.
— Хватит, Вэтч, — сказал отец. Встал, уперев руками о стол свое костлявое тело. — Не обращайте на Вэтча внимания. Война закончена.
— Я не обращаю, — сказал Видаль. Рука его, поднявшись к груди, исчезла в пене брыжей; он не спускал с Вэтча зоркого, усмешливого, сардонического взгляда. — Слишком много я таких перевидал, и слишком долго это длилось, и оравнодушел я.
— Виски пей, — сказал Вэтч.
— Вы так уж на этом настаиваете?
— Брось пистолет, — сказал Вэтч. — Пей виски.
Видаль снова положил руку на стол. Но, держа кувшин над стаканом, Вэтч все не наливал. Глядел куда-то за спину Видалю. Видаль обернулся.
В комнате, в дверях кухни, стояла девушка, а чуть позади нее мать. Словно обращаясь к полу под ногами, мать сказала:
— Ты не велел, и я не пускала ее. Не пускала. Но она сильная, как мужчина. Упрямая, как мужчина.