— Интересно, — сказал дядя Гэвин, — а почему Деврис вдруг привез сестру со всем семейством из самого Камберленда, неужели только для того, чтобы они услыхали, как он выставляет свою кандидатуру, заранее зная, что провалится?
— Да и это перст божий, я же вам говорю, — сказал Рэтлиф. — Иначе каким же образом полковник Деврис мог там, у себя в Камберленде, услыхать, что за мельницей дядюшки Билла есть такой заброшенный, запущенный участок, заросли такие, роща, что ли.
— Ну, хватит, хватит, — сказал дядя Гэвин. — Роща. Близнецы. Вы лучше расскажите все как было.
— Близнецы близнецами, а роща-то была собачья, — сказал Рэтлиф. — Вы с Чиком сами знаете, что такое близнецы-мальчишки, я чуть не сказал — знаете, что такое собачья роща. А потом подумал: нет, наверно, не знаете, потому что я сам не знал, что это такое, пока не увидел эти заросли, — там рос молодняк, ясень, орех, дубки, — на берегу, как раз за уорнеровским прудом, для удобства клиентов — ну, знаете, как в городских отелях стоит бутыль с чернилами для самописок рядом со столом для писем, чтоб каждый мог пользоваться, когда надо…
— Погодите, — сказал дядя Гэвин. — Собачья роща. Говорите толком. Если у вас никаких дел нет, так у меня их достаточно.
— Да я же вам и хочу все рассказать, — говорит Рэтлиф. — В роще была собачья станция. Вроде собачьей почты, что ли. Каждый пес со Второго участка хоть раз в день наследил там, в этих зарослях, да и каждая собака со всего избирательного округа, не только из Йокнапатофского, хоть раз в жизни подымала там лапу и оставляла визитную карточку. Ну, вы же знаете: бегут себе два пса, принюхиваются, и Первый говорит: «Легавый я буду, если старый куцый овчар с Уайотт-Кроссинга тут не побывал. Как ты думаешь, что ему понадобилось?» — «Да это не он, — говорит Второй, — тут шлялся тот, муругий, которого Рес Грир выменял у Солона Квика на полдня работы, когда они церковную крышу крыли, неужто не помнишь?» А Первый ему говорит: «Нет, тот муругий позже приходил, а вот тут пробежал старый овчар с Уайотт-Кроссинга. Я-то думал, он побоится сюда бегать после того, что с ним сделал тот пес миссис Литтлджон, знаешь, помесь дворняги с эрдель-терьером?» В общем, понимаете, как это бывает.
— Понимаем, — сказал дядя Гэвин. — Дальше что?
— Ничего, — говорит Рэтлиф. — Начался этот самый, так сказать, выпускной бал дядюшки Билла Уорнера для всех кандидатов, и собрались избиратели и кандидаты за сорок миль в округе; у кого был «пикап», кто выпросил, чтоб его подвезли в машине, а кто приехал и на упряжке мулов, если другого ничего не было, и все эти независимые избиратели гуляли по роще, и сам сенатор Кларенс Эгглстоун Сноупс циркулировал между ними, пока не подошло время ему выступить с речью и объяснить, за кого ставить крестик. Представляете себе: все чинно, мирно, прилично, все законно, как всегда, пока какой-то неизвестный хитрюга, не скажу подлец, может, это и был сам полковник Деврис, кто же еще мог знать про этих двух мальчишек, про близнецов, и зачем они сюда приехали из самого Камберленда, уж не говорю, кто мог знать и про этих близнецов и про те кусты тоже, так вот этот неизвестный хитрюга, кто бы он там ни был, подговорил мальчишек попробовать — а что выйдет, если двум таким мальцам выгнать псов из ихних кустиков, нарезать прутьев пониже того места, куда нацеливались псы, да с этими прутьями пробраться за спиной у сенатора К. Эгглстоуна Сноупса, когда он начнет речь держать, и этак легонько, чтобы ему не мешать, провести сырыми прутьями по его брюкам. Легонько, тихонько, чтобы никого не потревожить. Потому и вышло, что ни Кларенс, ни остальные даже не заметили первых шесть-семь собак, а потом Кларенс вдруг почувствовал, что у него сзади брюки намокают, что-то ему свежо становится, он покосился одним глазом через плечо и увидел, что за ним выстроилась собачья очередь, стоит, решает его политическую судьбу; тут он как побежит к первому попавшемуся автомобилю, где можно бы укрыться, а сам косится назад и видит, что за ним, как хвост за змеем, несется эта собачья очередь; он как вскочит в машину, стекло поднял, а вокруг машины все псы кружат, как лебеди и лошадки на карусели, — помешали им, понимаете, они так и бегают на трех лапах, четвертую задрали, нацелились, взвели, так сказать курки. Наконец кто-то поймал владельца машины, взял у него ключ и отвез Кларенса домой, последний пес только и отстал мили через две; доехали до двора бывшего сенатора, где его никто не тронул, — видно, его, Кларенса, пес тоже был на пикнике, — и кто-то пошел в дом и вынес пару сухих брюк — переодеться бывшему сенатору. Вот именно — бывшему. Потому что он и в сухих штанах на пикник не вернулся, видно, сообразил, что это малость рискованно, напряжение чересчур большое. Я про то, что ему пришлось бы слишком напрягаться — тут надо свою кандидатуру снимать, а здесь еще оглядывайся все время через плечо — вдруг какой-нибудь пес вспомнит твою физиономию, хоть брюки у тебя свежие и ничем интересным не пахнут.
— Черт меня побери! — сказал дядя Чарльза. — Нет, это слишком просто, даже не верится.
— Видно, он сообразил, что убеждать народ голосовать за него в при этом то и дело брыкаться одной ногой, отгонять собак — такого даже избиратели Миссисипи не потерпят, — сказал Рэтлиф.
— А я вам все равно не верю, — говорит дядя Гэвин. — Даже если бы все, кто был на пикнике, это видели и знали, не такой он человек, чтобы из-за этого снять свою кандидатуру. Вы же сами только что мне сказали, что его кто-то сразу посадил в машину и тут же увез домой. — И вдруг дядя Гэвин замолчал. Он посмотрел на Рэтлифа. Тот стоял, глядя на него как ни в чем не бывало. Гэвин сказал:
— А может быть, это…
— Правильно, — сказал Рэтлиф. — Такое было условие.
— Какое условие? — спросил дядя Гэвин.
— Видно, тут тоже был замешан тот же самый хитрец, неизвестный мошенник, — сказал Рэтлиф. — Словом, кто-то поставил условие, что если сенатор Сноупс снимет свою кандидатуру на этих самых выборах в Конгрессе, то все, кто видел, как собаки агитировали за Девриса, забудут об этом, а кто не видел, тот никогда и не узнает.
— Он и это обошел бы, — сказал дядя Гэвин. — Неужто Кларенса Сноупса может остановить или на секунду удержать то, что какие-то собаки подняли на него лапу? Черт, да это кончилось бы тем, что он все собачьи номера посчитал бы за поданные заочно бюллетени.
— Ах, вы про Кларенса, — сказал Рэтлиф, — а я думал, вы про дядю Билла Уорнера.
— Про Уорнера? — спросил дядя Гэвин.
— Вот именно, — сказал Рэтлиф. — Тот бессовестный тип, как видно, договорился с самим дядюшкой Биллом. Во всяком случае, именно он, дядюшка Билл, в тот же день объявил всем, что сенатор Кларенс Эгглстоун Сноупс снял свою кандидатуру в Конгресс; и как будто он даже не потрудился сообщить об этом самому бывшему сенатору. Да, припоминаю, люди говорили дяде Биллу то же самое, что вы сейчас сказали: что, мол, Кларенс все обойдет, что ему все нипочем; они даже насчет собак говорили вашими словами, только выражались чуть покрепче… Но дядя Билл сказал:
— Нет, на Втором участке никакой Кларенс Сноупс никуда баллотироваться не будет.