Почти полный список наихудших кошмаров

22
18
20
22
24
26
28
30

Эстер еле сдержала улыбку – его упорство было трудно не оценить.

– Мы не встречаемся.

Джона усмехнулся:

– Ну почему все мои девушки так говорят?

Нарядившись в костюм Клепальщицы Роузи[42], Эстер дала Джоне указания, как добраться до Колледжа медицинских наук – небольшого исследовательского института, чудом оказавшегося в их городе. В воскресное утро после Дня благодарения на территории кампуса царила тишина. Лишь изредка попадались один-два студента, но в основном было безлюдно.

– О, я знаю, на что мы идем смотреть, – сказал Джона. В это время они направлялись к библиотеке колледжа. – Вообще-то, Эстер, студенты-медики не являются трупами. Да, они, может, и выглядят как зомби, но у них есть пульс. Шокирует, понимаю.

Позади библиотеки пряталось небольшое приземистое здание, куда они, по всей видимости, и шли. Вывеска над входом гласила: «Музей человеческих заболеваний».

– Что это? – спросил Джона.

– Это музей, – пояснила Эстер, – представь себе, человеческих заболеваний.

– Ну, спасибо, Капитан Очевидность.

Как позже выяснилось, Музей человеческих заболеваний также не пользовался большой популярностью по воскресеньям. А может, вообще никогда. Смотрительница музея безмятежно спала в своем кресле, и, чтобы привести ее в чувства, Эстер пришлось звонить в колокольчик.

Джона оплатил входные билеты. Перед началом экскурсии женщина попросила их с уважением относиться к представленным в музее экспонатам. Каждый из трех тысяч образцов принадлежал настоящим людям – людям с такой же богатой и сложной судьбой, как у них, поэтому плохое обращение стало бы неуважением к их памяти и щедрым пожертвованиям, которые они сделали после своей смерти.

Внутри залы музея больше напоминали холодные пустые больничные коридоры. Обстановка была далека от роскошной. Эстер ожидала увидеть деревянные полы, темные стены и кроваво-красные сердца, подвешенные в стеклянных сосудах. На деле же все оказалось по-больничному прозаично: зеленый линолеум на полу, белые стены, пластиковые стеллажи и монохромные образцы тканей – все они благодаря процессу консервации приобрели непривлекательный гнойно-желтый цвет. Каждый образец содержался в формалине, был заключен в прозрачный стеклянный сосуд и украшал полку, словно отвратительная статуэтка.

Эстер и Джона бесшумно расхаживали по музею, время от времени останавливаясь напротив наиболее жутких экспонатов: скрюченная артритная рука, походящая на мертвого паука; черное как смоль легкое, принадлежащее шахтеру начала двадцатого века; нога с прогнившей из-за гангрены плотью, искривленная от лодыжки до коленной чашечки; матка с выросшей в ней опухолью из волос и зубов.

И повсюду наблюдались свидетельства Смерти. Результат его действий отпечатался в каждом мышечном волокне, в каждом осколке кости, в каждой клеточке, родившейся и выросшей, чтобы в конце концов погибнуть от его руки. На всем в этом помещении лежала его тень. Эстер, качая головой, глядела на непостижимые масштабы разложения и разрушения.

Все они некогда были человеческими существами. Совокупность их счастья и грусти казалась огромной. Общая память, хранившаяся в их головах, могла заполнить все серверы мира. Та отрубленная ступня когда-то была настоящим человеком, который жил, дышал, ходил со своими мыслями, воспоминаниями и эмоциями. А тот кусочек мозга раньше содержал накопленные десятилетиями мысли, делавшие его донора той личностью, какой он был.

Столько потраченного впустую труда. То, что живое существо сначала есть, а потом умирает, кажется таким невероятным. Таким непрактичным. Таким… расточительным, что ли.

Но куда в конечном счете все девается? Эстер помнила первый закон термодинамики: энергия не может быть создана или уничтожена; все малейшие частицы, из которых состоит человек, после его смерти перераспределяются, но куда уходит память? Радость? Талант? Страдания? Любовь?

Если ответ – «никуда», то какого черта мы вообще что-то делаем? Какой смысл в этих телесных сгустках, обладающих сознанием, которые едят, пьют, любят и вырастают из собранных воедино кусочков вселенной?

– Меня сейчас, по-моему, стошнит, – проговорил Джона при виде вышеупомянутой матки. К этому времени ребята уже осмотрели почти половину экспозиции.