Саван алой розы

22
18
20
22
24
26
28
30

Саше казалось, что это ей снится, настолько нелепо все выглядело. И уж точно она не могла сообразить, нравится ей происходящее или нет. Саше даже цветов никогда не дарили, не то что деревьев. И куда она его поставит? И что скажет Денис? Да Денис, возможно, и не заметит, а Юлия точно оставит едкое замечание да не одно… А впрочем, какое ей дело до того, что скажут Юлия и Денис?

Деревце это и сам жест, кажется, были очень даже милыми.

Кирилл Андреевич уже водрузил горшок на деревянное сидение полицейского экипажа, и Саша, сев рядом, осторожно коснулась гладкого, почти блестящего листа. Несмело улыбнулась. У них дома, конечно, стояли кадки с фикусами разных видов – и в гостиной, и в классной, и на лестницах. Но этот все-таки был красивее.

– Так вам нравится, или стоило подарить хризантемы? Или, может, розы?

Улыбка Саши тотчас потускнела:

– Нет, только не розы, – невольно молвила она.

– Не любите розы?

– Розы слишком любила мама, а я… я совсем не такая, как она. И не похожа на нее ничуть, что бы там ни говорила эта женщина, – Саша нахмурилась.

Экипаж тронулся, и Саша придержала горшок, чтобы не упал. Господин Воробьев стал помогать устраивать деревце поудобней, и для того сел чуть ближе к ней. Саша смутилась невероятно, но Кирилл Андреевич ровно не замечал. Произнес, глядя ей точно в глаза:

– Я не знал вашу матушку и не имею права о ней судить, но могу поклясться, что добрее и чище девушки, чем вы, еще не встречал.

Саша отпрянула. Отпустила горшок, отсела глубже в угол сидения и отвела глаза. Смущение уже уступало место злости. Он нарочно ей льстит! Зачем? Что ему нужно, в конце концов?

– Добрее, чище… хорошо, хоть ни красивее! – в отчаянии вырвалось у нее.

– Моя жена была невероятно красивой женщиной, – спокойно объяснял господин Воробьев. – Я дышать на нее боялся. Однако она сбежала от меня, оставив мне дочку четырех лет. Растоптала меня, уничтожила. После нее не могу никого судить по красоте внешней. Всякий человек красив, если он добр и порядочен.

– Зачем вы мне это говорите?.. – Саша уже не знала, куда себя деть.

Воробьев, тоже оставив цветок, снова придвинулся ближе:

– Не хочу, чтобы меж нами были недомолвки. И чтобы вы знали обо мне все, прежде, чем что-то начнется.

– Что начнется?..

Саша вжалась в стенку экипажа еще сильнее.

Ей было жаль Воробьева: по-видимому, бывают жены и похуже Юлии. И дочку его жаль невероятно. Это каково же ребенку расти без матери! Но напор Кирилла Андреевича гораздо больше пугал ее, чем вызывал какие-то другие чувства.

Воробьев начал об этом догадываться только теперь.