Чехов. Книга 2,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Когда жандармов поносят, мне так сладко на душе становится. Жаль, что я не могу двигать ничего. Только подвывать в темноте и шептать всякие гадости.

— А как так вышло, что тут никого из твоей братии больше нет? Неужто никто не помирал?

— Все просто, — парень зябко поежился. — Вызывают тута время от времени Синодников в рясах. Они ходят по комнатам, молитвы читают и трясут всяким.

— Чем? — я опешил.

— Штукой такой, из которой дым идет и воняет противно. После них призраков не найти.

— И как тебе удается оставаться?

— Я умный, — Ленька приосанился и задрал подбородок.

При этом стала отчетливо видна рана от ножа.

— Моя кровь осталась под краской. Ее ничем не смыть. Сверху еще пару слоев наложили. Сам же я прячусь в отделе секретных документов, когда синодники прибывают. Никому из пассажиров временных не говорю про то место. Людей тама почти не бывает. И щелей в двери тама нет. Дым туды не заходит и никто синодников туды не пускает. Секретные же материалы.

— Ясно, — я подумал, что парень и прям везучий в своем роде. — Благодарю за помощь.

— Ладно, если это все — то бывайте, мастер Чехов. Жду в гости.

Он развернулся и направился к отделу. Я же отозвал тотем и пошел к машине.

— Ну как ваш информатор, вашество? — поинтересовался Фома, едва только я вернулся. — Все ещё работает?

— Жив, если можно так сказать, — ответил я и нырнул в машину. — Нам нужно на Студёную.

Слуга сел за руль и покачал головой:

— Эх, вашество, любите же вы кататься по рабочим районам в выходные, — произнес он и завел двигатель.

— Что поделать, — вздохнул я.

Фома не ответил. Вывернул руль, и машина поехала прочь от отдела.

* * *

Студеная улица пересекала Северный проспект и упиралась в окраину города. Фома свернул во дворы, остановился у нужного нам дома и сообщил:

— Этот, вашество.