— Так она ж того, — парень закатил глаза, — мертвая. И бьюсь об заклад, что ей венок дарили только однажды и то на погребении. Она может и пропустила это торжество, так как была в доме призраком.
— Не поспоришь, — согласился я.
— А любой бабе… женщине то есть, приятно получить цветы.
— Но не в виде венка на памятник.
— Павел Филиппович, ну она ж того, — он вновь закатил глаза. — И венок как раз к месту. К тому же, он еще с ленточкой был. Блестящей и красивой.
— И ты ее подписал, — продолжил я.
— Пожелание умирать долго, — парень прямо-таки засиял от гордости. — Чтобы она была в этом доме и не развеивалась.
— Логично, — пришлось признать мне.
— А ей не понравилось? — неожиданно нахмурился парень. — Гвоздики не по вкусу?
— Думаю, дело именно в них, — не стал спорить я. — И знаешь, Любовь Федоровна очень любит розы…
— Из роз венок слишком дорогой, — тотчас замотал головой Фома. — И зачем он, ежели к вечеру завянет.
— Я не к тому, — улыбнулся я. — У порога дома растет шиповник. Уж лучше ты его обиходь. А еще посади под окном розовые кусты.
— Мороки с этим много, — скривился парень. — Но я сделаю, ежели Любовь Федоровне по сердцу придется.
— И не дари венки женщине, даже если она мертвая.
— Красиво ведь, — возразил парень. — И так хорошо разместился на дверной ручке.
— Не спорю. Но дама может решить, что он ее полнит.
— Да? — удивился Фома и качнул головой. — Ну, бабам-то и впрямь не угодишь. Венок и полнит. Глупость же, вашество.
— Однако, женщины удивительны. И даже мертвым им видишь ли венки не идут.
— Запомню, — пообещал Питерский. — И розы посажу. Они под окном пригодятся, чтобы никто не додумался раму отжать да внутрь дома забраться.
— Договорились.