– Я хочу узнать правду об эрендинах. Понять, почему… почему отец участвовал в этом обмане. Наверняка есть что-то, о чем мы не знаем.
Кинн заерзал на ящике, явно чувствуя себя не в своей тарелке, а потом произнес:
– Ты можешь просто спросить своего дядю. Вполне вероятно, что ему обо всем известно.
Я почувствовала себя так, словно из моих рук выскользнул конец спасительной веревки. И попробовала еще раз:
– А что, если нет? Что, если всю правду можно узнать только в Альвионе?
Не поднимая на меня глаз, Кинн глухо спросил:
– А ты уверена, что тебе нужна эта правда? Тем более та кой ценой? Ты ведь больше никогда не сможешь вернуться до мой, к своим… близким.
Я хотела ответить, но он перебил меня:
– Дорога на Альвион опасна! Как только Волки поймут, что мы выжили, они устроят погоню и не успокоятся, пока не найдут нас, а вдвоем мы не сможем двигаться быстро. Но главное: если со мной что-то случится, что ты будешь делать одна, без дара?
Кинн помолчал и тихо добавил:
– Я не могу взять на себя такую ответственность, Вира.
Я не знала, что на это ответить, только почувствовала, как на глаза навернулись слезы. И, словно чувствуя мою тоску, Тени злорадно взвыли.
– Жаль, что Боза забрал у тебя часы. Псы наверняка выйдут с рассветом. А здесь даже окна нет…
Кинн хмуро оглядел входную дверь, из-под которой пробивался яркий свет щита, а я вздохнула. Терять мне больше было нечего.
– После изгнания я начала слышать, как кричат Тени. Так что можешь не переживать. Я услышу, когда они уйдут.
Бросив на Кинна взгляд, я почти порадовалась его ошеломленному виду. Наверное, он надеялся, что это такая шутка, поэтому я продолжила:
– Это и есть моя вторая тайна. Дома, в Зенноне, я этих криков никогда не слышала. И понятия не имею, откуда у меня такая способность.
– Тени кричат… И ты это слышишь… А сейчас?
– Сейчас тоже. Я слышу их от заката и до самого рассвета.
– И… каково это?