— Но, почтенные! — послышался его голос, и бричка, тронувшись, исчезла за завесой дождя...
Проснулся Чичиков от странного шипения и чрезмерно громкого боя стенных часов. Часы пробили девять. Солнце сквозь окно блистало прямо нашему герою в глаза; окинувши взглядом невзрачную комнатку, в которой он проспал ночь, Чичиков заметил, как в дверь выглянуло чье-то женское лицо и в ту же секунду скрылось. Спрыгнув с постели, Чичиков начал одеваться и так громко при этом чихнул, что стоящий в это время у открытого окна индийский петух вдруг быстро заболтал ему что-то на своем языке, вероятно, «желаю здравствовать», на что Чичиков, обернувшись, сказал: — Дурак! — Подошел к окну и стал рассматривать бывшие перед ним виды.
Окно глядело едва ли не в курятник, весь дворик которого был наполнен птицами. Индейкам и курам не было здесь числа. Справа от курятника был расположен огород, где промежду грядок виднелись яблони и другие фруктовые деревья, накрытые сетями для защиты от сорок и воробьев. Для той же причины на длинных шестах водружено было несколько чучел с растопыренными руками. На одном из них был одет чепец самой хозяйки...
...которая в точно таком же сидела сейчас за самоваром и наливала сидящему перед ней Чичикову чай. Хозяйка была женщина пожилых лет, одна из тех матушек, небольших помещиц, которые всегда плачутся на неурожай, на убытки, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам комодов.
— А у вас, матушка, хорошая деревенька, — заметил Чичиков, принимая чашку с чаем. — Сколько в ней душ?
— Душ в ней, отец мой, без малого восемьдесят, — склонив голову набок, ответила хозяйка, — да беда, времена плохие, прошлый год неурожай был...
— Однако, — перебил ее Чичиков, — мужики на вид у вас дюжие, избенки крепкие. Но позвольте узнать фамилию вашу. Я так рассеялся. Приехал в ночное время, в дождь...
— Коробочка, коллежская секретарша.
— А имя и отчество?
— Настасья Петровна.
— Настасья Петровна? Хорошее имя, Настасья Петровна. У меня тетка родная Настасья Петровна.
— А ваше имя как? Ведь вы, чай, заседатель.
— Нет, матушка, — ответил Чичиков, усмехнувшись, — «чай, не заседатель», а так, ездим по своим делишкам.
— А, так вы покупщик! Как жаль, что я так дешево продала купцам мед, ты бы, мой отец, наверно, купил его подороже.
— Нет, мед я не купил бы.
— Что ж? Разве пеньку?
— И пеньку не купил бы. Скажите, матушка, у вас умирали крестьяне?
— Ох, батюшка, осьмнадцать человек! — сказала старуха вздохнувши. — И умер такой все славный народ, все работники.