Том 10. Письма. Дневники

22
18
20
22
24
26
28
30

Такова предыстория этого письма М. А. Булгакова в конфликтную комиссию Всероссийского союза писателей, который был бессилен чем-либо помочь.

Между тем бывший издатель журнала «Россия» некий З. Л. Каганский, применяя мошеннические приемы, стал публиковать произведения М. А. Булгакова за границей, манипулируя ранее заключенными между издательством и писателем соглашениями, утратившими юридическую силу. В частности, Каганский ссылался на издательский договор с Булгаковым от 25 января 1925 г., по которому издательство журнала «Россия» получало право «эксплуатации» романа «Белая гвардия» до третьего июля 1926 г. Как покажут дальнейшие события, «эксплуатация» произведений Булгакова З. Л. Каганским и другими мошенниками продолжалась до самой смерти писателя.

112

5 декабря 1925 г. отмечалось 40-летие литературной деятельности В. В. Вересаева.

113

4 апреля 1926 года М. Волошин писал Булгакову: «Дорогой Михаил Александрович, не забудьте, что Коктебель и волошинский дом существуют и Вас ждут летом. Впрочем, Вы этого не забыли, т. к. участвовали в Коктебельском вечере, за что шлем Вам глубокую благодарность. О литературной жизни Москвы до нас доходят вести отдаленные, но они так и не соблазнили меня на посещение севера. Заранее прошу: привезите с собою конец «Белой гвардии», которой знаю только 1 и 2 части, и продолжение «Роковых яиц». Надо ли говорить, что очень ждем Вас и Любовь Евгеньевну, и очень любим...»

114

На акварели надпись датирована 15 февраля 1926 года:

«Дорогому Михаилу Афанасьевичу, спасибо за то, что не забыли о Коктебеле. Ждем Вас с Любовью Евгеньевной летом. Максимилиан Волошин».

1 марта 1926 года в Москве состоялся вечер с благотворительной целью оказания помощи «Волошинской даче» (некоторые волошинцы называли ее «волошинской республикой»), на котором выступал и Булгаков (читал «Похождения Чичикова»). В знак благодарности Волошин послал всем участникам свои акварели.

115

Булгакову не удалось побывать в Коктебеле на этот раз.

116

Рядовое вроде бы событие того времени (обыски и аресты «подозрительных» лиц производились в Москве каждый день, и они уже никого не удивляли) — на самом деле было результатом многих составляющих, среди которых господствовали, конечно, политические.

Мы уже отмечали ранее, что после появления в печати «Белой гвардии», «Дьяволиады», «Роковых яиц» и других сочинений писателя, после участия его в творческих публичных дискуссиях (например, в диспуте о современной литературе, который состоялся 12 февраля 1926 г. в Колонном зале Дома союзов) и на «сходках» в различных литературных кружках к нему с большим вниманием стали присматриваться не только «литературные критики», но и органы «безопасности». Особенно обострилось это внимание после нескольких чтений в тех же литературных кружках новой повести «Собачье сердце». Когда же «Собачье сердце» и «Белая гвардия» были приняты МХАТом для постановки на своей сцене (договор с МХАТом об инсценировке «Собачьего сердца» Булгаков подписал 2 марта 1926 г.), внимание к Булгакову приобрело «общественный» характер (сообщения о готовящейся постановке «Белой гвардии» появились как в отечественной, так и в зарубежной прессе). Булгаков, с его откровенно русскими взглядами на происходящие в России антирусские события, становился опаснейшим противником для власти, особенно для той ее части, которая проводила ярко выраженную русофобскую политику.

Следует подчеркнуть, что Сталин в своих действиях внутри страны всегда учитывал ситуацию в русском зарубежье. В апреле 1926 года внимание всех политических кругов, как в советской России, так и в ряде стран Европы, привлек Российский зарубежный съезд (РЗС), призванный объединить основные политические, военные и другие течения русского зарубежья. Предполагалось, что возглавит новое политико-военное образование великий князь Николай Николаевич. В случае успеха — новое мощное давление на советскую Россию (вплоть до интервенции) становилось неизбежным. Но, как и предсказывали скептики, ничего путного из этой затеи не вышло — съезд не смог объединить вокруг себя сколько-нибудь сильные группировки. Радость врагов возрождения Российской империи была безмерной, причем провалу русского объединения больше радовались милюковцы, керенцы и прочие демократы, нежели большевики. Ибо Сталин понимал, что для его власти бо́льшую опасность представляют не монархисты, а именно «демократы» всех мастей, которые поддерживались «демократическими» правительствами западных стран и многими функционерами-коммунистами в России, которым не по душе были некоторые меры Сталина по укреплению государственности в самой советской России. Сменовеховцы в этом политическом раскладе занимали особое положение, и ярлыки к ним приклеивались самые разнообразные. В Политбюро к этому явлению также относились по-разному, несмотря на то, что оно было его детищем. Сталин, например, терпеливо выжидал, а вот Бухарин буквально бесновался, настаивая на немедленном уничтожении сменовеховства. Так, в ноябре 1925 года он выступил с большой публикацией в газете «Правда» (№ 259, 260, 261) под названием «Цесаризм под маской революции», в которой камня на камне не оставил от рецензируемой им книги И. Устрялова «Под знаком революции». Примечательна заключительная часть этой статьи: «Г-н Устрялов совсем не понял мировой войны и «исторического зла» самодержавия. (Г-н Устрялов совсем не понял смысла гражданской войны и только post factum он начал соображать, что дело белых — гиблое дело.) Г-н Устрялов не понимает теперь хозяйственной «войны», которую мы ведем, и здесь открыто стоит в стане наших врагов. А по существу дела, он защищает, как это ни странно, реформированное самодержавие, самодержавие нового образца. Фашистский цесаризм это и есть не что иное, как форма самодержавия».

Казалось бы, после таких выступлений одного из руководителей партии и государства (были, кстати, и другие выступления) должны последовать оргвыводы с соответствующими мерами. Но Сталин и в этой ситуации не спешил, считая свои варианты развития событий. Видимо, окончательное решение он принял в апреле — в момент высокого политического напряжения, связанного с РЗС (кстати, ненавидимый Булгаковым Михаил Кольцов поместил в «Правде» несколько глумливых статей по поводу провала съезда, одна из которых заканчивалась так: «И зарубежные белогвардейцы после новой, сотой попытки соорганизоваться, — опять у разбитого корыта, без царя на троне, без царя в голове»). 16 апреля в «Правде» появляется разгромная статья против И. Г. Лежнева (рассматривалась его статья о нэпе, которую он поместил во втором номере своего журнала «Новая Россия») с рязвязной концовкой:

«Г-н Лежнев, вы плохой политик!

Злой рок заставляет всех оборачиваться к вам не тем, чем надо...»

В начале мая на заседании Политбюро было принято решение о закрытии журнала «Новая Россия» и высылке И. Г. Лежнева за границу. Тем же решением Политбюро было поручено ОГПУ в трехдневный срок представить предложения в развитие принятого решения (заметим, что и само решение Политбюро было принято на основании докладной записки ОГПУ).