«Как и всякий экспериментатор, Константин Сергеевич нуждался в собственной лаборатории для постоянной проверки тех или иных положений научной мысли, — много лет спустя вспоминал этот период известный актер и режиссер Алексей Дикий. — Именно так он относился к Студии, весьма ясно представляя себе ее цели и задачи. Студия была его детищем, она отвечала самым горячим его увлечениям, самым в ту пору сокровенным мечтам.
Легко представить себе, какой восторг вызвало предложение Станиславского в нашей среде. У нас будет Студия, своя Студия, свой собственный дом... М. А. Чехов назвал в тот знаменательный день нашу группу «собранием верующих в религию Станиславского». Еще накануне эта фраза не отвечала бы истине. Уже к концу нашей первой встречи с Константином Сергеевичем она выражала подлинные чувства новоявленных студийцев... Надо сказать, что Константин Сергеевич на том этапе жизни Студии поощрял любое проявление инициативы и самостоятельности со стороны молодежи... Не случайно Первая студия дала советскому театру таких «хороших и разных» режиссеров, как Вахтангов, Алексей Попов, Сушкевич, Бирман, Гиацинтова, Волков, Смышляев...» (Дикий Алексей. Избранное. М., 1976. С. 110–116).
122
К этому времени М. А. Булгаков закончил работу над пьесой по роману «Белая гвардия», полным ходом шли репетиции, по Москве поползли слухи о ее талантливости и контрреволюционности. Естественно, об этом узнала и театральная Москва. И вот однажды, по словам Л. Е. Белозерской, к ним на квартиру пришли двое — «оба высоких, оба очень разных»: помоложе — это актер В. В. Куза, а постарше — режиссер А. Д. Попов, оба из Вахтанговского театра, и «предложили М. А. написать комедию для театра». А. Д. Попов, вспоминает Л. Е. Белозерская, «был одет в мундир тогдашних лет — в толстовку — и походил на умного инженера».
Сюжетов, конечно, возникало много, подсказывали и письма читателей «Гудка», где М. А. Булгаков работал, и ежедневные сообщения газет, которые были просто переполнены нелепыми историями, происходившими в современной жизни... Вот, например, недавно милиция раскрыла карточный притон, — днем это была обыкновенная пошивочная мастерская во главе с обаятельной Зоей Буяльской... А как раскрыли? А что там могло произойти? Что обратило внимание милиции?
И воображение художника «заработало», возникал сюжет увлекательной и злободневной пьесы, наполненной стремительным действием, резко индивидуальными характерами, сталкивающимися между собой в драматическом единоборстве... Для иных людей ничего не изменилось в этом мире. Они сменили только внешнюю форму, приспособились к новым условиям и стали извлекать выгоду из новой действительности. Годы нэпа предоставили им благоприятную почву для махинаций и нечестной жизни. Вот и Зойка с графом Абольяниновым задумали сбежать из Советского Союза, сбежать не просто так, а с деньгами...
123
Весной 1926 г. Михаил Афанасьевич и Любовь Евгеньевна решили, не выдержав московской сутолоки, поехать на юг, в Мисхор, но и здесь, прожив лишь месяц, разочарованные, вернулись в Москву. А лето было в самом разгаре, и столько планов остались неисполненными. И прежде всего — «Зойкина квартира».
Встретились с Николаем Николаевичем Ляминым, одним из ближайших друзей Булгаковых, и он рассказал им, что живет с женой на даче Понсовых, в Крюкове. Булгаковы поехали посмотреть дачу и остались довольны. Вскоре они уже жили на даче Понсовых, у которых было пятеро детей, теннисная площадка, а кругом — лес с грибами. Так что можно было отдыхать, а главное — работать Михаилу Афанасьевичу. «Нам отдали комнату — пристройку с отдельным входом. Это имело свою прелесть, например, на случай неурочного застолья. Так оно и было: у нас не раз засиживались до самого позднего часа, — вспоминала Белозерская. — Добрые и хлебосольные Понсовы часто принимали гостей. Бывали соседи, бывали артисты Всеволод Вербицкий, Рубен Симонов, А. Орочко...» «Центр развлечения, встреч, бесед — теннисная площадка и возле нее, под березами, скамейки. Партии бывали серьезные: Женя, Всеволод Вербицкий, Рубен Симонов, в ту пору тонкий и очень подвижный. Отбивая мяч, он высоко по-козлиному поднимал ногу и рассыпчато смеялся. Состав партий менялся. Михаил Афанасьевич как-то похвалился, что при желании может обыграть всех, но его быстро «разоблачили». Лида попрекала его, что он держит ракетку «пыром», т. е. она стоит перпендикулярно к кисти, вместо того, чтобы служить как бы продолжением руки. Часто слышался голос Лидуна: «Мака, опять ракетка “пыром”»! Но как-то он показал класс: падая, все же отбил трудный мяч... Мы все, кто еще жив, помним крюковское житье. Секрет долгой жизни этих воспоминаний заключается в необыкновенно доброжелательной атмосфере тех дней. Существовала как бы порука взаимной симпатии и взаимного доверия... Как хорошо, когда каждый каждому желает только добра!..» [Женя и Лида — дочери Понсовых. —
И как хорошо работалось Михаилу Афанасьевичу в этой доброжелательной обстановке: все понимающая и любимая жена; грибы, теннис, вечерние розыгрыши, смех молодежи, песни под гитару, а иной раз и забавные спиритические сеансы, до которых Михаил Афанасьевич был большой охотник.
Булгаков работал быстро, вскоре первый вариант «Зойкиной квартиры» был закончен и передан в театр. И вот тут-то и начались мучения, которые так емко и точно переданы в этих письмах.
124
28 октября 1926 г. пьеса была поставлена А. Д. Поповым в театре Вахтангова. Л. Е. Белозерская свидетельствует, что спектакль пользовался большим успехом два с лишним года, «играть отрицательных было очень увлекательно»: «Отрицательными здесь были все: Зойка, деловая, разбитная хозяйка квартиры, под маркой швейной мастерской открывшая дом свиданий (Ц. Л. Мансурова), кузен ее, Аметистов, обаятельный авантюрист и веселый человек, случайно прибившийся к легкому Зойкиному хлебу (Рубен Симонов). Он будто с трамплина взлетал и верхом садился на пианино, выдумывал целый каскад трюков, смешивших публику; дворянин Абольянинов, Зойкин возлюбленный, белая ворона среди нэпманской накипи, но безнадежно увязший в этой порочной среде (А. Козловский), председатель домкома Аллилуя, «око недреманное», пьяница и взяточник (Б. Захава)...»
Л. Е. Белозерская сообщает печальную весть: «Впоследствии А. Д. Попов от своей постановки «Зойкиной квартиры» отрекся. «“Отречение” режиссера — дань времени», — говорит М. Кнебель (см. ее книгу «Вся жизнь». М., 1967. С. 426). Она не договаривает: дань времени — это остракизм, пока еще не полный, которому подвергнется творчество Михаила Афанасьевича Булгакова».
Под давлением обстоятельств М. А. Булгаков в 1935 г. вновь возвращается к доработке пьесы в надежде «спасти» ее, возобновить в театре. И многие сцены пьесы сокращает, упрощая ее сценическое действие.
Работая над пьесой, он словно слышал упреки десятилетней давности, в чем-то, пусть в самом малом, уступая диктаторскому тону режиссера, членов художественного совета. Председателя домкома назвал Портупеей (а было Аллилуя), граф Обольянинов стал Абольяниновым, ушли в небытие такие персонажи, как Поэт, Курильщик, Фокстротчик, Толстяк, Ванечка, товарищ Пеструхин... Убрал сцены ночных оргий в Зойкиной квартире...
«Зойкина квартира» впервые была опубликована во втором номере альманаха «Современная драматургия», 1981. К сожалению, пьеса опубликована по редакции 1935 г.
125
Точнее Цекубу — Центральная комиссия по улучшению быта ученых, созданная в 1919 г. при Совете Народных Комиссаров. М. А. Булгаков, очевидно, рассчитывал улучшить свои жилищные условия с помощью этой организации.
126