И тут-то для Булгакова наступила тяжелая пора: составляя перечень мер, вытекающих из постановления Политбюро, ОГПУ «подверстало» сюда и ненавистного ему Булгакова. Вот полный текст документа, подготовленного в ОГПУ.
7 мая 1926 г.
Строго секретно
В ЦК ВКП (б) тов. Молотову
В развитие нашей докладной записки от 5 сего мая за № 3446 и во исполнение постановления Политбюро от 5 мая, считаем необходимым произвести следующие мероприятия:
1. Экономический зажим сменовеховского объединения путем закрытия издательства «Новая Россия» и конфискации его имущества как главной экономической базы и самого удобного пути для выработки и распространения новых идеологий.
2. Предложение Главлиту не допускать впредь публичных лекций, рефератов, выступлений сменовеховцев, подобных рефератам Ключникова, как приобретающих неизменное значение политических демонстраций и являющихся ничем не прикрытой формой пропаганды чуждой нам идеологии.
3. Для успешности означенных мероприятий и завершения разгрома Устряловско-Лежневской группы сменовеховцев произвести обыски без арестов у нижепоименованных 8-ми лиц, и по результатам обыска, о которых будет Вам доложено особо, возбудить следствие, в зависимости от результатов коего выслать, если понадобится, кроме Лежнева, и еще ряд лиц по следующему списку.
1. Ключников Юрий Вениаминович, проф. 1 МГУ, научный сотрудник Коммунистической Академии.
2. Потехин Юрий Николаевич, литератор, юрист-консульт акционерного Об-ва «Тепло и Сила».
3. Тан-Богораз Владимир Германович — научный работник Академии Наук.
4. Адрианов — проф. Ленинградского университета.
5. Редко А. М. — проф. Ленинградского университета.
6. Бобрищев-Пушкин Александр Владимирович, литератор.
7. Булгаков Михаил Александрович [так в тексте —
8. Устрялов Михаил Васильевич — литератор (брат Н. В. Устрялова).
Зампред ОГПУ: (Ягода)
P. S. Нам чрезвычайно важно произвести обыски одновременно с закрытием «Новой России», ввиду этого прошу те мероприятия, если будут одобрены Вами, — провести голосование опросом.
Г. Ягода
Парадоксальность ситуации для Булгакова заключалась в том, что он не только не был сменовеховцем, но и считал это движение ничтожным и вредным для русского национального возрождения. Он печатал свои сочинения в сменовеховских изданиях только потому, что другой возможности печататься просто не было. И как он отмечал позже в своей повести «Тайному другу», «[...] из-за того, что я в пыльный день сам залез зачем-то в контору к Рвацкому, я: