12 декабря. Днем были у Вересаева. Разговор о Русланове. Решено идти на договор. Отдыхаю душой, когда они говорят о Пушкине.
16 декабря. Днем Миша с Вересаевым были у вахтанговцев — договорились.
17 декабря. Миша со мной у Ванеевой — директора Вахтанговского театра. Договорились материально, подписал договор [...] После этого — Миша на репетиции «Мольера», а у меня разговор с Егоровым [...] Имел наглость удивиться, что Миша пишет пьесу для другого театра, а не для МХАТ. Что могла — все сказала ему, о всех издевательствах, которые они проделывали над Мишей в течение нескольких лет, что они сделали с «Бегом», что они делают с «Мольером», которого репетируют несколько лет!
18 декабря. Прекрасный вечер: у Вересаева работа над Пушкиным. Мишин план. Самое яркое: в начале — Наталья, облитая светом с улицы ночью, и там же в квартире ночью тайный приход Дантеса, в середине пьесы — обед у Салтыкова (чудак, любящий книгу), в конце — приход Данзаса с известием о ранении Пушкина.
22 декабря. [...] Вообще, эти дни Миша мучается, боится, что не справится с работой: «Ревизор», «Иван Васильевич» и надвигается «Пушкин».
28 декабря. Я чувствую, насколько вне Миши работа над «Ревизором», как он мучается с этим. Работа над чужими мыслями из-за денег. И безумно мешает работать над Пушкиным. Перегружен мыслями, которые его мучают [...]
К 9 вечера — Вересаевы. Работа над пьесой. Миша рассказывал, что придумал, и пьеса уже видна. Виден Николай, видна Александрина — и самое сильное, что осталось в памяти сегодня, сцена у Геккерена — приход слепого Строганова, который решает вопрос — драться или не драться с Пушкиным Дантесу.
Символ — слепая смерть со своим кодексом дуэли убивает.
Сегодня звонил Русланов, зовут вахтанговцы встречать у них Новый год. Но мы не хотим — будем дома [...]
31 декабря. Кончается год. И вот, проходя по нашим комнатам, часто ловлю себя на том, что крещусь и шепчу про себя: «Господи! Только бы и дальше было так!»
1 января 1935 г. [...] А вечером мне Миша диктовал «Ревизора».
12/II. Днем ходили с М. на лыжах по Москве-реке. Хорошо!! Вечером — у Вересаевых. Миша читал 4, 5, 6, 7 и 8 картины пьесы. Впечатление сильное, я в одном месте (сумасшествие Натальи) даже плакала.
Старикам больше всего понравилась четвертая картина — у Дубельта. Вообще же они вполне уверены в том, что пьеса будет замечательная, несмотря на то, что после чтения они яростно критиковали некоторые места: старик — выстрел Дантеса в картину, а М. Г. оспаривала трактовку Нат. Ник. Но она не права, — это признал и В. В.
18/II. Вечером были у Вересаева, там были пушкинисты. Я, по желанию В. В., сделала небольшой доклад по поводу моего толкования некоторых записей Жуковского о смерти Пушкина и его последних днях [...] Видимо, кажется, неплохо. И Миша очень похвалил, и пушкинисты.
26 марта [...] Миша продиктовал мне девятую картину — набережная Мойки. Трудная картина — зверски! Толпу надо показать. Но, по-моему, он сделал очень здорово!
Я так рада, что он опять вернулся к Пушкину. Это время из-за мучительства у Станиславского с «Мольером» он совершенно не мог диктовать, но, по-видимому, мысли и образы все время у него в голове раскладывались, потому что картина получилась убедительная и выношенная основательно. Замечательная концовка сцены — из темной подворотни показываются огоньки — свечки в руках, жандармы... Хор поет: «Святый Боже...»
5 апреля. Миша у Вересаевых [...] Читал две последние картины из «Пушкина» вчерне.
6 апреля. Вечером был Русланов. Миша ему рассказал содержание пьесы, и, по-моему, на того произвело впечатление.
По дороге [...] говорили о том, как назвать ее. Русланов думает, что лучше, если пьеса будет называться «Пушкин».
9 апреля. [...] Вечером зашел к нам Вересаев по звонку Миши. Миша с ним говорил о предложении Серг[ея] Ермол[инского] инсценировать будущего «Пушкина». Вересаев сказал: «Я уже причалил свою ладью к вашему берегу, делайте как вы находите лучшим». По-видимому, старику понравилось предложение. Он только спросил, «устраивает ли сценариста пьеса без Пушкина».