Обнажая запреты

22
18
20
22
24
26
28
30

Мама права — не нужны мне они оба. Мне никто не нужен, чтобы быть счастливой. Вполне достаточно заботы родителей и братской любви. Без человеческого тепла не останусь.

Теперь мне в голову не приходит осуждать Стаса, который спустя пару недель знакомства отмахивался от очередной красотки со словами: «Не та». Одна не та, вторая не та, казалось бы — сколько можно?! Глаза разуй, неужели сразу не видно? Оказывается, очень даже можно. Очень даже не видно.

Старшинов, гад какой, а? Добивается он всего, что хочет. Вот и дальше пусть продолжает в том же духе. Только без меня и со сломанным носом.

А как звучало красиво той ночью на набережной: «Я добьюсь тебя, чего бы это мне ни стоило». Не соврал ведь, сволочь. Ничем не погнушался: ни решение за меня принять, ни заклеймить ребёнка. Ну ладно, тут я всё же приняла меры. Но, что если бы нет? Чисто гипотетически…

Подобрав выроненный Артёмом телефон, бегом припускаю к лифту. На мою удачу кабина как раз проплывает мимо и без промедления реагирует на вызов. Так что успеваю забежать внутрь и нажать кнопку нижнего этажа одновременно с громовым: «Малая, стой! Да чтоб тебя!».

— Завтра поговорим!

Сгибаюсь у прохладной стенки и прижимаю ладонь к груди над загнанным сердцем, крепко-накрепко. Кажется, не придержу — выскочит. Ну какой сейчас разговор? Опять одни эмоции и упрёки. Подзадолбало уже.

Кое-как обуваю прихваченные в спешке туфли. Одновременно с этим лифт мелодично дзинькает, оповещая о прибытии на первый этаж. Пытаюсь проскочить наружу, но практически сразу утыкаюсь носом в мужскую грудь. Я понимаю, кому она принадлежит ещё до того, как поднять глаза. Иней, полынь, горечь, счастье — столько всего намешано в знакомом запахе, что гадать не приходится.

Смотреть на него не хочется. Как и выслушивать. Сейчас бы испариться, провалиться под землю — что угодно, только бы не дразнить себя его голосом. Но деваться некуда, мне всё же приходится столкнуться с извечным холодом в сизых глазах.

— Я устал за тобой бегать, поэтому прости, Малая. Поговорить со мной придётся сейчас, хочешь ты этого или нет, — Дан сгребает меня в охапку и выносит во двор под ошалевший взгляд пожилого консьержа.

А ночь такая душная. Под ярким светом частых фонарей светло, как днём. Секунду-вторую не происходит ничего. Север как опустил мои ноги на землю, так я и продолжаю смотреть на него заворожено, будто кто-то с дурным чувством юмора вморозил нас, обнимающихся, в застывшее мгновение.

— Рассказывай, Малая. Что мне нужно сделать, чтобы ты перестала брыкаться как ретивая лошадь и согласилась на отношения?

Я медленно прикрываю глаза, с силой проводя рукой по лицу, и смеюсь — сухо так, невесело. На душе скребут кошки, но надо. Сегодня или завтра, а через это всё равно придётся пройти.

— Какие отношения, Даня? У тебя в мозгах сплошные гормоны и эгоизм. С Ланой как объясняться будешь уже придумал? Расскажи, что ли, я послушаю. Стас меня к такому не готовил.

— Да при чём здесь Лана? Скажи, ты совсем шибанутая?

Даня витиевато вызверяется, обхватывает своими невозможно притягательными губами сигарету. Щелчок зажигалки, прикрытое ладонью пламя, и его лёгкие вбирают с дымом мою душу.

Никто другой так не сможет. Никогда.

Не знаю, за что мы любим того или иного человека, но есть… Есть оно нечто выше разума, важнее обстоятельств. То чувство, когда рядом с кем-то ты по-настоящему живёшь, не жалея ни об одной истёкшей секунде. Это время самое искреннее, самое ценное, что впоследствии застынет в янтаре нашей памяти.

— Это с ней у тебя отношения, а со мной… Даже не знаю. Секс, наверное?

— Отношения? — Дан позволяет улыбке коснуться сизых глаз. Кристальных. Арктических. Таких же завораживающих, как и он сам.