– Пожалуйста, скажи, чем именно.
Яана знала, что хочет услышать руководитель операции. Он мечтал, чтобы ему подтвердили: это биплан. Но госпожа Густафссон была настоящим ученым и потому не спешила с выводами.
– Здесь вокруг только лед и очень немного трещин, – спокойно сказала она. А затем пояснила, что увиденный ею объект довольно крупный, и залегает он на глубине более десяти метров. Вокруг него ничего нет, только массивы льда. По отклику радара, пробивающего все слои до скальной породы, непохоже, чтобы это было скрытой расселиной. Но пока Уиджи не протопит шахту и туда не будет спущена камера, невозможно точно сказать, что же находится подо льдом.
Несмотря на то, что слова Яаны были очень сдержанными, слух о том, что в районе BW-1 найдена необычная аномалия, мгновенно облетел лагерь. Терри с магнитометром и ее сопровождающими велели как можно скорее перебираться с точки О к BW-1. Джим позвонил в Air Greenland и попросил срочно прислать вертолет, чтобы перенести Hotsy на новое место. Точка BW-1 располагалась примерно в двух километрах от точки А, где мы оставили насос. Но эти два километра были густо изрезаны трещинами. К тому же передвигать насос по леднику пришлось бы в горку по склону высотой примерно в сто двадцать метров. Поначалу думали все-таки переместить его вручную тем же способом, что и ранее, но вскоре решили, что это все же очень тяжело и опасно. Правда, свободных вертолетов не было: машина могла прилететь не ранее второй половины следующего дня. Джиму пришлось на это согласиться.
Лу принял обезболивающие, чтобы унять ломоту в коленях, и отправился, еле переставляя ноги, к месту исследования, чтобы лично присутствовать при сканировании с помощью магнитометра. Когда Терри проходила над аномалией, ее прибор зарегистрировал электромагнитное излучение, в десять раз превышающее норму. Иными словами, подо льдом покоился металлический объект. Впервые за время пребывания на леднике магнитометр дал такой однозначный и выраженный результат. Эксперимент повторили несколько раз. Прибор сообщал о сильном магнитном поле несколько раз, но не в ста процентах случаев, так что оставались все же некоторые сомнения в том, что магнитометрия вообще корректна. И все же Лу считал, что этого достаточно для подтверждения данных радара:
– Я же знал! Я же говорил! Джон, Бен, Лорен, что же это такое? – волновался он. – Терри ходила туда-сюда, и останавливалась, и смотрела снова… Боже мой, он там!
После того, как на точку BW-1 прибыла группа с магнитометром, команда с радаром отправилась на проверку точек N и JPAC. Ни в одной из них ничего необычного обнаружено не было. Участок вокруг N, как и BW-1 представлял собой однородный ледяной покров. Никаких аномалий там не наблюдалось. А район JPAC был так испещрен трещинами, что по экрану радара постоянно шли небольшие волны. Установить, есть ли среди расселин еще хоть что-то, было просто невозможно.
Лу хотел, чтобы Яана с сопровождающими снова вернулась на BW-1, чтобы еще раз провести сканирование. Наша финская коллега, Джин и Фрэнк снова прошли по этой территории, на этот раз поперек тех линий, по которым двигались изначально. И они снова получили положительные результаты. Тут все забыли о N и JPAC и возложили надежды на BW-1.
Когда все вернулись в лагерь, трое геофизиков – Яана, Терри и Бил – были бодры и веселы, но сдержанны и никаких комментариев не давали. Они понимали, что увиденные ими волны могла дать и глубокая трещина. А по поводу надежности показаний магнитометра вообще имелись большие сомнения. И все же, говорила Терри, когда она впервые услышала о сообщении Фрэнка с точки BW-1, то поняла, что произошло нечто значительное. Лицо Яаны, как всегда, было каменным, но в кулуарах она тихонько призналась мне, что «счастлива, взволнована и полна энтузиазма».
Джим в это время находился в штабной палатке. Он воспрянул духом, но высказывался очень осторожно. Если BW-1 – действительно то место, где разбился биплан, то ему пришлось бы отказаться от глубоко засевшей в его сознании веры в правильность указаний Бальхена. Его точка Х находилась километрах в полутора от BW-1 и ниже – у подножия снежного холма. Перемещение самолета в данном случае нельзя объяснить движением ледника, потому что ледники не ползут в гору. Возможно, Бальхен в целом верно изобразил местоположение самолета, и он действительно находится неподалеку от точки Х, но так или иначе точные координаты по нарисованной вручную карте знаменитого полярника были рассчитаны некорректно.
Ближе к ночи мы с Лу решили, что сейчас настал наилучший момент, чтобы выпить бутылку любимого виски Шеклтона. Если мы отложим это мероприятие, а аномалия в BW-1 обманет наши ожидания, нам придется пить, заливая разочарование, и это даст привкус горечи прекрасному напитку. С другой стороны, если сегодня действительно обнаружилось то, что мы искали, то уже вполне можно начать праздновать. Все собрались в сферической палатке-столовой, я достал бутылку, упакованную в роскошный деревянный кейс. Мы высоко подняли пластиковые стаканчики, и Лу провозгласил тост:
– Выпьем за лейтенанта Джона Притчарда, радиста первого класса Бенджамина Боттомса и капрала Лорена Ховарта! Семьи ждут вас дома. Мы прибыли сюда, чтобы вернуть вас на родину, и пусть нам сопутствует удача!
Лицо Лу раскраснелось, седые волосы струились из-под бейсболки с логотипом North South Polar, когда он лично поблагодарил каждого из нас лично за вклад, внесенный в поиски биплана.
Никогда я еще не видел его таким бодрым и вдохновенным, и никогда не ощущал такого единодушия во всей команде. Оставалось лишь гадать, будет ли нынешний момент кульминацией экспедиции, или нас ждут еще лучшие времена. Утешало лишь то, что Шеклтон тоже пил виски не на пике славы, а в трудную минуту.
23
План на крайний случай
Март – апрель 1943 года
Осторожно обходя расселины, которых было очень много в радиусе полутора километров от места крушения «PN9E», Монтеверде, Бест и Спина, сопровождаемые спасателями и собаками в упряжке, двинулись к бывшему лагерю у заглохших мотосаней. Все шесть человек шли пешком, а девять собак тянули основные сани, а также прикрепленные к ним тросом грузовые, нагруженные всем необходимым для выживания людей и их четвероногих помощников. Неизвестно было, сколько придется ждать возвращения Барни Данлопа и «Дамбо». Оставалась лишь надежда на то, что бомбардировщик Тернера сможет периодически пополнять запасы ожидающих эвакуации людей.
Главного пса в упряжке звали Рински. Это был суровый и неутомимый хаски, родившийся в Антарктиде и привезенный в Гренландию хозяином – сержантом Хили. Еще два кобеля, Пэт и Мопи, выросли за полярным кругом и хорошо знали свое дело – тянуть сани вперед, ни на что не отвлекаясь. Они всю свою жизнь жили в Арктике, в бесплодных землях, где нет ни деревьев, ни других растений. Даже чтобы справить естественную надобность, они не поднимали лапу, а приседали. Иногда, правда, они могли помочиться на штанину человека, если были чем-то раздосадованы или в знак доминирования. Гренландские собаки нередко бывают довольно агрессивными и часто дерутся между собой за еду или за лидерство в стае. Это, скорее, полудикие, чем одомашненные животные. Они, как правило, неласковы и не стремятся установить с человеком теплые отношения. Некоторые из них очень умны, другие глупы, как пробка; встречаются симпатичные и не очень. Но все ездовые хаски чрезвычайно выносливы, нечувствительны к боли и не страдают от холода. Большинство из них редко лают, но по ночам и когда голодны, они воют подобно своим диким предкам. Усталые собаки сворачиваются в плотный меховой клубок прямо на снегу, утыкаются мордой под хвост и могут крепко заснуть, невзирая на бешеные арктические ветра.
Хаски тянули упряжку, люди шли за ними. Первым начал спотыкаться Пол Спина. Более четырех месяцев прошло после катастрофы бомбардировщика, и за все это время он мало выходил из убежища. Самым далеким его походом был, пожалуй, недавний «марш-бросок» за банкой сгущенки. Он очень старался не подавать виду, что слабеет, но вскоре начал падать на колени через каждые пять-десять метров.