Слуга отречения

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну так естественно, – кивнул Кейр. И продолжил уже несколько серьёзнее. – Они же намного ближе к Владетелю, чем мы. Ближе только Сегун и донья Милис, наверное. Когда-нибудь и мы станем такими. Настоящими тули-па.

– Да… Наверное, – задумчиво сказал Тим.

Как и предупреждала Правительница, Тим очень быстро потерял счёт времени, проведённому в Цитадели. Но это ему ничуть не мешало: наоборот, ему по-своему нравилось это сюрреалистическое безвременье, в котором от него наконец-то никто ничего не хотел, и можно было просто побыть в этом странном, вымороченном месте… наедине с самим собой. Тим даже не догадывался прежде, насколько мучительно ему этого не хватало до сих пор.

Человеческое тело здесь казалось условным и не совсем настоящим, словно картинка в компьютерной игре. Даже одежда не пачкалась и вроде бы даже не мялась, всё время возникая из ничего заново, как только Тим возвращался из зверя – именно та, в которой он себя представлял в момент возвращения. «Стабильная и изменяемая материя… Материя, управляемая мыслью», – так, кажется, объясняла донья Милис.

Это всё равно решительно невозможно было осознать человеческим разумом, так что довольно скоро Тим бросил даже пытаться. «Я верю в то, что я вижу, так?» В конце концов, мало ли каких механизмов он ещё не понимал в этой жизни…

Он не умел больше ощущать сонливость или физическую усталость, которую помнил по внешнему миру, но для бодрствования в Цитадели тоже было немало пространства. Тим довольно скоро нашёл себе уголок, который ему сейчас уже хотелось начать называть «своим». Куда он мог уйти, лечь на мягкую пружинящую губку из чёрно-красного плотного мха, растущую из пола, и рассматривать своды, на которых, словно россыпи звёзд, мерцали бело-зелёные камни-светлячки. А когда ему это надоедало, он вставал и шёл бродить по Цитадели. По бесконечным гулким коридорам, стены которых были усыпаны зеленовато-серыми светящимися кораллами. Мимо узких закоулков с плоскими потолками, усеянными острыми хрустальными шипами, мимо пахнущих мокрым илом подземных ручьёв со стеклянными камешками на дне, которые объединялись в бурные потоки и потом обрушивались со стен вниз могучими искрящимися изумрудными водопадами. По широким каменным мостам без перил (да и зачем нужны эти перила, если ты умеешь летать?) над мерцающими белым и золотым громадными туманными провалами, ведущими, казалось, прямиком к центру Земли.

Всё вокруг было так необычно и волшебно, только вот Кейр как-то очень уж быстро освоился, словно бы вдруг наконец попав в давно желанный мир, а Тиму всё ещё было временами… не плохо, нет, и даже нельзя сказать, чтобы слишком неуютно. Просто очень странно. Он уже смирился с тем, что всё это происходит с ним наяву, и ни по чему не скучал, – да и по чему ему было скучать, в самом-то деле, не по школе же или по своей комнате в тёткиной квартире? А по родителям он вполне мог скучать и отсюда…

Но всё равно всё было таким странным – и чужим, совсем чужим. Хотя донья Милис всегда была добра к нему, и отвечала Тиму на все его вопросы, когда он решался их задавать, и учила осваивать техники скачка и стяжки, и рассказывала ему разные истории о Погибшей Планете. Но Правительницу он видел в последнее время совсем редко, остальные же…

– Тебе чего, так жалко бедолагу Вельза, что ли? – хмыкнул Кейр. – Да ну поделом же ему досталось, нечего было язык распускать, целее б остался. Тем более что он уже опять как новенький.

– А что, если бы тебе тоже вот так вот… досталось? – медленно спросил Тим.

– Мне-е-е? – протянул Кейр, подгибая под себя одну ногу. Нахмурился. – Ну… знаешь, это определённо было бы не айс, но тоже было бы поделом, наверное. Не гавкай, пока не дорос.

– Значит, тебе нравится здесь?

Кейр всплеснул руками:

– Да ты что! Тебе же мир предлагают, бро. Весь мир, ага? И нечеловеческую силу. Какой дурак вообще может от такого отказываться! То есть, конечно, за это надо платить. Ну… – он запнулся. – Может, и кровью иногда. Но это… ну, как бы правила игры, что ли, так? Нарушаешь правила – огребаешь по морде. А ты что, видел где-нибудь другую жизнь?

Тим медленно покачал головой.

– А знаешь, ты прав, – сказал он. – Пожалуй, не видел.

* * *

Верене хотелось кричать, но мышцы глотки как будто свело судорогой, так что она не могла издать ни звука. Она пятилась и пятилась от двух наступающих на неё высоких клювастых фигур, нереальных и жутких, как оживший ночной кошмар, пятилась, пока не упёрлась спиной в подоконник.

Из открытого окна тянуло ночной прохладой. Далеко-далеко внизу сигналили машины.

…раньше под её окнами был пустырь, и каждый декабрь там разбивали рождественскую ярмарку с колесом обозрения…

Верена прижала руки к груди и сделала глубокий вдох враз пересохшим горлом, розовые шрамы на запястьях как будто полоснуло бритвой.