Слуга отречения

22
18
20
22
24
26
28
30

Влажная жара пока ещё не успела стать совсем уж невыносимой, но раскалённый солнечный диск, светящийся в бледно-голубом безоблачном небе, словно донышко начищенной до блеска эмалированной кастрюли, припекал макушку уже почти что в полную силу – не спасал даже плотно завязанный на голове хлопковый тюрбан. Долетающий с воды сырой океанский бриз, пахнущий йодом и подсыхающими на солнце водорослями, тоже не приносил практически никакого облегчения.

Он миновал вереницу выставленных в ряд пёстрых деревянных лодок; ещё одну длинную плоскодонку с побросанными в неё сетями как раз затаскивало на песчаный берег семеро рослых мужчин, а восьмой пятился впереди и подкладывал под её днище круглые толстые древесные ветки. Парень приветственно помахал им свободной рукой, свернул с пляжа, прошёл по куче сухих пальмовых листьев мимо стоящего во дворе соседского дома трактора с огромными колёсами и изогнутой, словно слоновий хобот, выхлопной трубой, а потом мимо двухэтажного, выкрашенного ядовито-розовой краской здания с высокой террасой, колонны которой были облицованы блестящим чёрным кафелем. Рядом с домом под деревянным, сплошь усыпанным жёлтыми плодами кешью резным навесом была припаркована видавшая виды исцарапанная моторикша, около которой топтались несколько кудахтающих куриц и одинокий павлин с облезлым хвостом; на перилах террасы сушились какие-то неопределённые тряпки и стоял маленький серый магнитофончик, из которого доносились переливы задорной танцевальной мелодии. Парень прошлёпал мокрыми пятками по запылённому переулку вдоль зарослей рододендрона, из-за которых раздавались пронзительные петушиные крики, разминулся с девушкой в резиновых шлёпанцах, длинной синей тунике поверх просторных шаровар и с множеством блестящих браслетов на тонких запястьях, несущей на голове плоскую плетёную корзину, – и вышел на засыпанную рыжим песком площадь, по краям которой под растянутыми на тонких шестах тентами стояли четырёхколесные тележки с волнистыми крышами, увешанные разноцветными шёлковыми сари, фитильными лампами, пакетами с сушёными фруктами и чаем, бутылочками с эфирными маслами и множеством ещё чего-то пёстрого. Около тележек стоял густой аромат специй, пряностей и смеси разнообразных благовоний.

С трудом придерживая сделавшуюся будто ещё более тяжёлой пластиковую корзину двумя руками, парень подошёл к вытянутому строению под открытым бетонным навесом, за которым в отдалении виднелся стрельчатый купол городской базилики Пресвятой Девы. Перед строением играло в догонялки с десяток босоногих ребятишек лет пяти, а внутри, как обычно, оживлённо толпился народ. Прямо на мокрый пол были кучами вывалены серебристо-розовые туши электрических скатов, длинных угрей и лангустов; в составленных друг на друга пластмассовых решётчатых ящиках громоздились груды пересыпанной льдом форели, мелких кальмаров и разнообразных морских гребешков. В жарком воздухе, душном и влажном, висел тяжёлый запах сырой рыбы. До полудня, когда температура поднимется до сорока, дышать здесь сделается совершенно уже невозможно и рынок закроется до вечера, оставалась ещё уйма времени, и торговля шла полным ходом; со всех сторон слышались азартные выкрики, гул многочисленных голосов и звонкий раскатистый смех.

Парень переступил через гору слабо шевелящих жабрами пятнистых тунцов и с облегчением опрокинул свою ношу, вываливая на землю груду крупных, в полторы ладони длиной каждая, пучеглазых креветок. Одна из креветок тут же задёргалась и прыгнула ему на смуглую босую ступню, пытаясь, как видно, спастись от неминуемо ожидающей её в скором времени участи.

– Почём продаёшь? – тут же подошёл к нему пузатый мужчина в просторной белой рубахе и обмотанном вокруг пояса белом же покрывале.

– По семьсот. Ещё за двадцать могу и почистить…

– Семьсот рупий? За кило? – тот в притворном изумлении всплеснул руками. – Это сколько же ты тогда туристам-то заламываешь, Ананд?

Парень молча улыбнулся.

– Ну скинь хотя бы сотню. По-соседски. А?

– Сотню не могу, – парень чуть виновато дернул себя за мочку уха. – Грешно даже предлагать. Смотри, какие большие, – он ловко подхватил дёргающую лапами креветку за хвост, поднес её к лицу пузатого, несколько раз щёлкнул пальцами по подрагивающему чешуйчатому панцирю и снова швырнул креветку себе под ноги. – Большие, свежие. Красивые. Только что в океане плавали. Пятьдесят скину. По-соседски. И вот не жалко же тебе во всём белом на рыбный рынок ходить, а, Ратам? Замараешься же.

– Ай, – презрительно махнул рукой тот. – Жена отстирает. А может, ты хоть семьдесят мне уступишь, а?

Ананд открыл было рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент пол под ними неожиданно резко закачался, и парень, не удержав равновесия, рухнул прямо в лужу воды, натёкшей из смотанного кольцами зелёного поливального шланга, который висел на противоположной стене. С улицы донёсся истошный подвывающий лай нескольких собак, со стены над входом с грохотом упала, расколовшись надвое, исписанная грифельная доска, а потом по бетонному полу поползла изломанная, медленно расширяющаяся трещина, в которую одна за другой посыпались жирные извивающиеся креветки…

Глава 9

– …просто подведём итоги, хорошо? – Диана отставила от себя прозрачный кофейный стаканчик, звякнув о столешницу ободком автоподогрева, откинулась на спинку крутящегося пластикового стула на колёсиках и закинула щиколотку левой ноги, обутой в белый кожаный мокасин, на колено правой. – Ли действительно нарисовал эту картинку и подписал её твоим именем, но потом он искренне раскаялся в том, что сделал, ты же видел…

– Да он вообще всегда раньше делает, чем думает… – недовольно просопел стоящий перед ней курносый белобрысый мальчуган с голубыми глазами и усыпанными крупными веснушками щеками.

Школьный класс был залит слепящим полуденным светом, льющимся из широкого, во всю стену, окна, правая половина которого, распахнутая настежь, была завешана гигантским австралийским флагом; тонкая струящаяся ткань, пронизанная солнечными лучами, казалась полупрозрачной и словно светящейся. За окном виднелась кирпичная стена соседнего корпуса с широкими, похожими на большие ракушки открытыми террасами, а за ней раскинулся школьный стадион с красной беговой дорожкой и виднеющимся вдалеке баскетбольным кольцом. В воздухе слабо пахло подсыхающей акварельной краской.

– Вот видишь? – Диана понимающе покачала головой. – У любого из нас глаза – разные. Мы можем делать одно и то же, но каждый толкует это для себя по-своему, понимаешь? Некоторым людям может быть очень обидно оттого, что для тебя самого пустяк, верно ведь? Точно так же некоторые могут искренне считать, что рисунок – это мелочь, не стоящая внимания, и не понимать, насколько больно они могли сделать этим тебе или кому-нибудь ещё…

– Ну а мне-то чего теперь делать? – мальчик всхлипнул и отвернулся, глядя, как на лужайке за окном с десяток малышей в форменных зелёных футболках, рассевшись кружком на траве, хором считают вслух и старательно пытаются дотянуться руками до кончиков пальцев вытянутых ног – как видно, там шла растяжка перед уроком физкультуры.

Диана подкатилась на стуле ближе, поставила локти на колени и сцепила пальцы.

– Давай рассуждать вместе. Ли же поступил неправильно, ведь так?