— Лив?
— Поговорим позже, ладно? — Вытираю рукой слезы и выхожу за дверь.
Из общежития я несусь со всех ног. Сильный ветер с дождем хлещет меня по лицу, пока я бегу к дому родителей. Слезы, потопом стекающие по моим щекам, смешиваются с крупными каплями дождя, сливаясь с ними воедино. Погода будто издевается надо мной, своими тучами нагоняя на меня еще большую грусть.
Не могу поверить. Он ведь не мог этого сделать, да? На Остина не похоже. Возьмем даже те две ночи, что мы провели вместе во время нашего уикенда: я прекрасно осознавала, как ему было сложно держать себя в руках, но он не позволял себе лишнего, зная, что я еще не готова. В голове не укладывается, что написанное в той газете — правда. Хотя, может быть, Остин стал таким как раз после того случая? Шон ведь тоже не проявлял агрессии до той ночи… В голове вспыхивают ужасные воспоминания о тяжести тела Шона, вдавливающего меня в пол… И мне становится больно дышать.
А если Остин и вправду сделал это?
Если бы все это было ложью, он бы постарался мне объяснить, ведь правда? Не позволил бы мне уйти? А он просто стоял. Стоял и смотрел, как я ухожу.
Когда я подхожу к дому родителей, то я озябла настолько, что мои зубы стучат друг о друга словно трясущийся холодильник. Поднимаюсь в квартиру и открываю дверь.
— Тыковка, — ахает мама, увидев промокшую насквозь меня. — Милая, что случилось?
Бросаюсь в ее объятия и утыкаюсь в ее плечо. Слезы нескончаемым потоком льются из моих глаз, пока мама гладит меня по мокрым волосам.
— Тише, Оливка. Все хорошо. Все хорошо. — Она целует меня в макушку и снова спрашивает: — Что случилось?
Отстраняюсь от нее и вижу на ее белой футболке пятно от своих слез:
— Извини, — произношу я, кивнув в сторону мокрого пятна.
— Тыковка, что с тобой? — обхватив мое лицо ладонями, взволнованно спрашивает мама.
— Мы с Остином поссорились.
— О, детка, все ссорятся.
Она снова притягивает меня к себе, в объятия, и я вдруг начинаю рыдать так громко, что своими всхлипами рискую оглушить собственную мать.
— Милая, тише, все наладится, — мама прижимает меня к себе, крепко обнимая. — Сходи в душ, ты холодная, как ледышка.
«Мое сердце сейчас как ледышка» хочу ответить я, но вместо этого отстраняюсь от нее, киваю и иду в ванную. Сбрасываю мокрые вещи, положив их в корзину, включаю горячую воду и забираюсь в душ. От сильного напора горячей воды его стеклянные стенки покрываются паром, вот только я никак не могу согреться. Глубоко дышу, пытаясь перестать плакать. Закрываю глаза и подставляю лицо струям воды. Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я, наконец, успокаиваюсь и выхожу. Вытираю волосы полотенцем, надеваю мамин халат, висящий на крючке, и выхожу в коридор.
— Милая, я сделала тебе твой любимый малиновый чай с имбирем, — кричит с кухни мама.
Захожу в небольшое, но достаточно уютное помещение, наполненное ярким светом, и вижу отца, сидящего за круглым столом. Он сцепил пальцы в замок и уперся на них подбородком. Услышав мои шаги, папа поднимает голову и произносит: