Друг закатывает глаза и садится на водительское сидение «Бентли», надевая черные очки. Ладно, я хотя бы с одиннадцати поумнел, а этот придурок очки надевает, когда на улице идет дождь. Может, все не так уж и плохо в моей жизни? Ведь я хотя бы не тупой!
Захожу в общежитие и поднимаюсь к себе. Руки чешутся постучать в дверь Оливии, но чувство гордости сильнее чесотки. Открываю свою дверь и сразу направляюсь в ванную. Встаю под напор горячей воды, и пока пар наполняет душевую кабину, мысли наполняют мою голову. Они атакуют ее, давят, заставляя меня еще больше хотеть все бросить и пойти наорать на Оливию. Может быть, моя жизнь и не такой отстой, как мне казалось, но вот разбитое сердце — полнейший отстой. Это так больно, словно в нем взорвалась граната.
К черту, так больше не может продолжаться.
Я должен поговорить с ней.
Выключаю кран, беру полотенце и, вытираясь на ходу, прохожу в комнату. Достаю из комода боксеры и синие спортивные штаны, надеваю на себя и тянусь за футболкой, как вдруг раздается серия ударов по моей двери.
Распахиваю ее и вижу в коридоре Лив. На ней университетская форма: белая рубашка, сверху сине-зеленая жилетка и такого же цвета юбка в складку. Ее рыжие волосы спадают по плечам вперед, глаза цвета изумруда пристально смотрят на меня, а грудь сильно вздымается вверх и вниз.
Какая она красивая. Мне приходится сжать руки в кулаки, чтобы сию же секунду не притянуть ее к себе.
— Я не читала его. Потому что все это не важно. — Она протягивает мне мой конверт, пока я хмурюсь, но все-таки беру его.
— Я не делал этого.
— Я уверена, что ты не делал этого, и мне жаль, что на мгновение усомнилась в тебе.. — Лив шумно выдыхает, а затем дрожащим голосом произносит: — Я люблю тебя, Остин. Я очень сильно тебя люблю.
Меньше, чем через секунду футболка и письмо в моих руках летят на пол, и я притягиваю Оливию к себе, запутавшись ладонью в ее густых волосах с запахом мяты. Мои губы набрасываются на ее. Поцелуй такой дикий, будто мы не касались друг друга не четыре дня, а целую вечность, и теперь пытаемся наверстать упущенное. Лив дрожит в моих руках и опирается рукой на мою голую грудь, отчего мой пульс учащается, а кожа под ее ладонью начинает пылать. Дышать становится просто невыносимо тяжело, а сдерживаться больше нет сил. Поднимаю ее в воздух, и она, коротко вскрикнув от удивления, обхватывает меня ногами, сцепив их за спиной. Не прекращая поцелуя, я закрываю за нами дверь ногой и тут же сажаю ее на стол у двери.
— Как я скучал, Мышонок, — хрипло произношу, покрывая скользящими поцелуями ее шею. От каждого прикосновения моих губ кожа Оливии покрывается мурашками, а сама Лив, тяжело дыша, дрожит в моих руках. Мои руки сильнее сжимают ее за талию, а бедра на бессознательном уровне двигаются вперед.
— Остин?
— Да, детка? — провожу языком вдоль линии ее подбородка, и Ливи поощряет меня стоном.
— Я не люблю рестораны, но, если бы оказалась там, взяла бы сочный стейк.
Резко отстраняюсь от нее и непонимающе смотрю.
— Что?
— Ты хотел знать, что я закажу в ресторане: салат и кофе без кофеина или сочный стейк с бокалом красного вина. Так вот стейк, но без вина, — объясняет она, и я, наконец, начинаю понимать, о чем она говорит. О том вечере, когда я приглашал ее на наше первое свидание. — Мне нравится старый рок и старый добрый джаз. Я предпочту бродить по улицам пригорода Манчестера. И я не знаю, люблю ли целоваться под дождем, потому что я никогда этого не делала. Но я бы непременно попробовала… с тобой. А когда я сплю… наверное, улыбаюсь, но только если ты рядом.